Утренний ветерок трепал знамена Нумантии, и громовой топот конских копыт заглушал бой барабанов.

Я оглянулся назад, и мой взор затуманили слезы: великая нумантийская армия, которой я посвятил всю свою жизнь, созданная моими руками, шла вперед, неудержимая, грозная, в свой последний бой.

Я дал волю кипящей ярости.

Мы рассекли строй майсирцев, словно у нас на пути никого не было, и понеслись дальше, к центру позиций. Перед нами возникали солдаты, но тотчас же с криками падали под ударами наших сабель, и мы летели вперед, сея смерть на своем пути.

У меня мелькнула глупая мысль, что, возможно, победа будет за нами, майсирцы вот-вот дрогнут и обратятся в бегство. Мы прорвали вторую и третью линии обороны, и впереди показалась ставка короля Байрана.

Но тут нам во фланг нанесли удар элитные пехотные полки, накатывавшиеся волна за волной. Для этих бывалых ветеранов всадник был не внушающим ужас врагом, а легкой добычей. Подныривая под наши пики, солдаты поражали лошадей. Другие полки непоколебимо встали у нас на пути, и наш наступательный порыв выдохся. Бой превратился в водоворот рубящих, колющих, убивающих, умирающих.

Я увидел перед собой, меньше чем в сотне ярдов, огромные, ярко раскрашенные шатры с реющими флагами. Там находился король. Я приказал уланам следовать за мной, и мы стали медленно продвигаться вперед, один кровавый фут за другим.

Но тут из ниоткуда появились демоны. Они были в обличье жутких насекомых, похожих на жуков-скарабеев, но размерами больше лошади. Однако самое страшное заключалось в том, что за смертоносными щупальцами были видны человеческие лица. Я ахнул, даже в кровавой пелене боя различив одно из них.

Мирус Ле Балафре.

Рядом со мной кто-то вскрикнул, узнав лицо другого чудовища, и я, всмотревшись внимательнее, увидел строгое лицо Мерсии Петре. Молю всех богов, что это была лишь коварная уловка, к которой прибегнул азаз, пытаясь вселить в нас ужас, и на самом деле ему не удалось призвать с Колеса души этих умерших. Я не могу поверить, что Сайонджи могла позволить кому бы то ни было хозяйничать в своих владениях.

Одно чудовище махнуло клешней, едва не отрубив голову моей лошади, и та, встав на дыбы, сбросила меня на землю. Перекатившись, я вскочил на ноги. Страшная тварь надвигалась на меня, щелкая огромными челюстями. Пригнувшись, я бросился вперед, погружая меч в ее тело. Взвыв, чудовище повалилось на землю. Едва я выдернул из раны меч, как меня обдало зеленой липкой жижей. Пронзительно вскрикнув, тварь дернулась в судорогах и застыла.

— Их можно убивать! — крикнул я, и тут же увидел, как одно чудовище буквально рассекло надвое капитана Балка.

Правда, в его человеческое лицо тотчас же вонзилась меткая стрела, пущенная Курти.

Магия азаза наводила на своих солдат почти такой же ужас, как и на противника. Майсирцы в панике разбегались во все стороны. Появился еще один монстр, но Свальбард отсек ему две лапы и вонзил в тело свой длинный меч, и он тоже сдох.

На меня бросились трое. Первый был вооружен топором, и я ударом меча рассек ему живот. Увернувшись от выпада второго солдата, я рассек ему бедро. Третий, вскрикнув от страха, бросился наутек.

Впереди не осталось никого, кроме двух смертельно раненных демонов, и я побежал к пестрым шатрам, слыша, как воздух со скрежетом вырывается у меня из легких, смутно сознавая, что я бормочу вслух детскую молитву Танису.

У входа в шатер я увидел человека. Он был в черной рясе и держал в руках странный жезл, не похожий на все то, что я когда-либо видел, словно сплетенный из серебряных нитей.

Азаз.

Весь остальной мир для меня перестал существовать, и я побежал к нему, но медленно, слишком медленно. Мой взор заволокла пелена. Азаз поднял жезл, и из ниоткуда появился демон, на этот раз с лицом Алегрии. Но я уже был по ту сторону жизни, по ту сторону любви. Мой меч поднялся вверх, готовый нанести удар, но тут пущенная Курти стрела вонзилась в тело демона. Он попытался выдернуть ее из себя, но не смог и растаял в воздухе.

Азаз снова взмахнул жезлом, но я уже был совсем близко. И все-таки недостаточно близко, чтобы поразить его мечом. По-моему, я бежал, но, может быть, это мне только казалось.

Моя левая рука, повинуясь своей собственной воле, метнулась к поясу, и свадебный подарок Йонга, серебряный кинжал, поразивший стольких врагов, покинул ножны. Я бросил его в азаза. Лениво перевернувшись в воздухе, лезвие вонзилось колдуну под ребра. Лицо азаза перекосилось, он вскрикнул, и его крик наполнил радостью все мое существо. Мне показалось, я услышал смех Карьяна, донесшийся оттуда, куда его определила Сайонджи. Лицо колдуна исказилось от боли, и я вонзил меч в его раскрытый рот. Азаз умер.

И снова во мне вспыхнула надежда. Я обернулся.

— А теперь король! — крикнул я, но за мной бежали лишь трое.

Я увидел Курти, лежащего без движения на земле с торчащим из бедра копьем, а среди груды трупов в коричневом алели мундиры моих убитых и умирающих улан.

Но оставались еще Биканер, Свальбард и один улан, которого я не знал. Все перепачканные с ног до головы кровью и зеленой жижей, с кривыми улыбками сеющие смерть и призывающие к себе смерть. Я был уверен, что точно такая же страшная улыбка была сейчас и на моем лице.

Я бросился к самому большому шатру, в котором должен был находиться король Байран, но дорогу мне преградили два великана, выше и здоровее Свальбарда. Я отбил удар одного из них, но другой рубанул мне по ребрам.

Свальбард взмахнул мечом, и голова великана, отлетев, запрыгала по земле. Но тотчас же Свальбард повернулся ко мне, и у него на лице появилось выражение ребенка, недоумевающего, почему ему больно. Я увидел, что у моего верного друга нет кисти правой руки, а из обрубка хлещет фонтан крови.

Свальбард упал, и остались только я и домициус Биканер, а нас окружали толпы солдат, и все были в коричневых майсирских мундирах.

Биканер убил еще двоих, но затем у него из груди словно выросла стрела, и он, вскрикнув, упал.

В следующее мгновение горячая боль обожгла меня сзади, и я пошатнулся. Но передо мной еще оставался один живой майсирец, а прямо за ним, я знал, должен был находиться король Байрана!

Но мой меч вдруг стал настолько тяжелым, что я не мог его поднять, боль пожаром ревела во всем моем теле, и я, падая, почувствовал, как мне в бок вонзается еще один меч.

А потом не осталось ничего.

Я не приходил в сознание несколько недель, и за это время война закончилась. После того как я упал, почти все наши солдаты были убиты или сдались в плен.

Из офицеров жизнь сохранили лишь нескольким, в первую очередь тем, кто имел настоящее влияние в войсках Все трибуны, все генералы пали под Камбиазо.