Принц поскакал вперёд, к вершине, и, взмахнув рукой с веером, подал знак. Застучали барабаны, выравнивающие своим ритмом шеренги, с холма быстро сбежали вестовые, у подножия спрыгнув с коней и подняв спрятанные в траве ящики раций. Передав приказ по радио, они бросили аппараты в траву (Тардеш аж поморщился), и флажками просигналили стоявшему на вершине принцу, что приказ отдан. Хихикающая Злата, принявшая для поездки человеческий облик, спрятала красное от смеха лицо в ладонях.

Послышались отдельные, напоминающие рёв горных потоков, слова команд на языке демонов.

Драгонарий оглянулся: за его спиной, на относительно большом участке поля, расчищенном от войск и посторонних предметов, словно аэродром, команды самураев складывали пока ещё непонятные конструкции из реек и бумаги. Меньше чем за одну барабанную тему они справились со сборкой и побежали по полю, разматывая почти невидимые отсюда бечёвки. А за ними чинно поднялись, и, потеряв ветер, опустились, огромные, устрашающе раскрашенные воздушные змеи.

Мамору прискакал обратно, и, заметив внимание адмирала, объяснил:

— А, это наши воздушные змеи.

— Зачем они вам? Дня наблюдения наших спутников недостаточно?

— Нет, мы туда сажаем копейщиков перед боем, чтобы им не пришлось тратить сил на подъём.

— Копейщиков? Но простите, я думал...

— Нет, у нас из-за этого, — принц выразительно расправил собственные крылья: — копейщики выполняют наступательную, а не оборонительную роль. Ну, скажем, это скорее лёгкая кавалерия, чем пикинёры нелетающих рас. Только вот крылья на взлёте и посадке устают очень сильно, поэтому мы их бережем, как можем.

— Понятно. Во что же выродились ваши лучники и меченосцы? Наверное, совсем ужас для врагов?

— Ну да, ужас, но не так, как вы себе представляете. Понимаете, мы в полёте не можем действовать руками, а когда машем руками — не можем летать. Поэтому лук и меч в небесах не особенно эффективны — вооруженному ими воину приходится садиться на землю, чтобы сражаться. А копьё — нисколько не теряет боевых качеств! Копейщики после войн моего отца стали ещё смертоносней — он ввёл новый доспех и нагинату. Ну, давайте, пойдём на вершину, лучники уже готовы.

Этой, последней фразой, принц так напомнил своего отца, что Тардеш даже улыбнулся невидимыми губами.

Опять взмах веером — передние ряды чётко расступились, пропуская лучников. Непривычно — разводя руками в стороны, они натянули тугие луки, и выпустили первые стрелы в небо. Стрелы так и не упали на землю, сколько бы Тардеш с телохранителями и штабом не смотрели.

— Вы знаете, — сказал после паузы драгонарий: — Для моего флота будет проблема, если они вышли на орбиту.

Боатенг усмехнулся.

— Да нет, — успокоил всех Мамору: — Это обычный перелёт. Вон, смотрите, у горизонта уже падают. Регулярные части пренебрегали тренировками на марше, вот и не сделали поправки на тяготение. Такое бывает.

— Вы отсюда видите стрелы, падающие у горизонта?!!!

— Конечно. Я же летающее существо, Нам положено хорошее зрение. Смотрите, сейчас они прицельнее выстрелят.

И действительно — прицельнее. Все кто был на вершинах вражеских холмов, скосило, как волосы — бритвой. А потом ещё залп, ещё, ещё... Тардеш посмотрел в бинокль, а потом кивнул подоспевшему к нему Кверкешу:

— Гляньте. Пожалуй, с такой артиллерией нам и автоматы не понадобятся, легат.

Тот посмотрел, и крякнул:

— Да... Действительно — артиллерия.

Тардеш поднял бинокль ещё раз. Стрелы демонов, хоть и не особенно меткие, обладали ужасающей пробивной силой — закованных в сталь и титан всадников — навылет, иногда вместе с лошадью. Прямо на глазах у драгонария одной стрелой пронзило двоих друг за другом, и третий свалился за ними, держась за короткое оперение.

— А теперь — копейщики, — сказал Мамору.

В воздух за их спинами уже парили десятки змеев, увешанные, словно разноцветными виноградинками, солдатами, сигнал — и, сорвавшись со своих мест, они со свистом и диким кличем пролетели над головами, там, в холмах, добивая тех, кто уцелел.

Тардеш чуть голову не открутил, следя за атакой.

— А теперь — меченосцы!

Лучники расступились, и сквозь их ряды, сначала мерным шагом, а потом, всё ускоряясь (как и ритм барабанов), и расправляя крылья, выбежали воины, вооруженные двуручными мечами.

— Слушайте, маршал, может не надо? Они и так уже бегут! — взмолился драгонарий.

— Но, Тардеш-доно, я хочу вам все войска показать в деле! Сейчас я пущу с флангов кавалерию — окружать и добивать бегущих!

— Ладно, — согласился Тардеш. Чем бы дитё не тешилось...

Самураи, перелетев поле, ещё на высоте нескольких ростов сложили крылья и обнажили мечи, с небес рухнув на вражеские позиции. Очень смело.

— Решено, — сказал драгонарий: — Я считал это рискованным, но ваши солдаты сильнее, чем я ожидал. Поэтому, товарищ принц, Злата — чтобы пропустить Бэлу, мы уведём с Дороги Демонов тяжелые колесницы и артиллерию людей, вместе с их обозом. Вы, похоже, справитесь и одними мечами...

Первый город

...Кадомацу шагала в плотном строю, предоставив телу самостоятельно следить за тем, чтобы находиться на своём, привычном месте в размеренной по ранжиру толпе. Её же голова была забита совсем другим — им недавно сказали, что их группировка отдаётся под начало самого Тардеша!

Не передать, какое это было счастье для влюблённой девушки! А она-то думала, что сердце её уже зачерствело, и заботы насущного дня обыкновенного солдата вытеснили из него ту причину, по которой она бросилась в это приключение! А тут — услышала что Тардеш, он, будет рядом — и не могла дышать с полминуты...

Вот, например: «Господин, наша часть разбита, пришлите помощь!», или нет, так ведь нельзя, вот: «Мы отступаем, враг прорвался!», нет, а может: «Мне приказано охранять вас, господин!» — «А кто ты такой?» — «Та, что прошла весь ад из-за тебя...»; или лучше: «Тардеш-паша, мы победили!» — например: «Город взят!», а он: «Отлично, проследите, чтобы прекратились грабежи», а она: «Так точно!», а он: «Это не вам. Кстати, как твое имя солдат? Какое желаешь награды за такую весть?» — а она: «Единственная наград — это та, что вы не можете дать...», а он, хохоча: «Почему это?», а она, показываясь: «Потому что я — это я, та, что мечтает о ваших объятьях и поцелуях, но которой это не дано...» — ей не дано было закончить эту сладкую грёзу, и грубый толчок столкнул с небес на землю.

Голодная и