время второй польской войны Котошихин был назначен состоять для письмоводства при воеводах князе Якове Куденетовиче Черкасском с товарищи. Вскоре потом князь Черкасский за неудачные военные действия в Белоруссии был отозван и на место его назначен князь Юрий Александрович Долгорукий. Впоследствии Котошихин рассказывал, будто бы Долгорукий потребовал от него письменного доноса на князя Черкасского – доноса о том, как сей последний упустил из своих рук польского короля и едва не погубил царское войско. Тогда, будто бы не желая поступать против совести и опасаясь мщения от нового воеводы, он, то есть Котошихин, бежал в Польшу. Неизвестно, какая доля правды заключалась в этом его рассказе. Вероятнее предположить, что, кроме озлобления за отнятие дома и имущества, на измену Котошихина мог повлиять страх перед жестоким наказанием, если бы открылись его помянутые, основанные на подкупе, тайные сношения со шведским резидентом.

Это бегство произошло летом или осенью 1664 года. В одном правительственном документе находим следующую запись: «Ив прошлом 172 г. (т. е. 7172 г. сентябрьском) Гришка своровал, изменил, отъехал в Польшу».

Котошихин предложил свои изменнические услуги прежде польскому правительству, причем ссылался на свое знание московских политических распорядков, особенно хранившихся в тайне. Сначала он проживал в Литве, потом переехал в Польшу. Тут он переменил свою русскую фамилию и назвался Иваном Селицким. Но, по-видимому, польское правительство недостаточно ценило или вознаграждало Котошихина, а может быть, он опасался быть выданным при заключении мира. Как бы то ни было, в следующем году он бежал из Польши в Силезию; после некоторых скитаний сел на корабль в Любеке и приехал в Ругодив или Нарву. Здесь он также предложил шведскому правительству своими сведениями служить против России, причем ссылался на прежние свои сообщения шведскому резиденту в Москве. О пребывании Котошихина в Нарве узнал новгородский воевода князь Ромодановский и потребовал его выдачи. Ингерманландский генерал-губернатор Таубе изъявил притворное согласие на выдачу; но она не состоялась якобы потому, что Котошихин успел скрыться. В действительности Таубе тайком препроводил его в Стокгольм (1666 г.). Тут он нашел покровителя в лице государственного канцлера графа Магнуса де Ла Гарди. Королевское правительство решило воспользоваться сведениями Котошихина, зачислило его на службу в Государственный архив, назначило ему жалованье (по 300 талеров в год) и поручило составить или окончить ранее начатое им они-сание русского двора и его обычаев, вообще русских государственных учреждений и порядков, а также общественных нравов. Плодом сего поручения и было знаменитое сочинение Котошихина, получившее впоследствии такое заглавие: «О России в царствование Алексея Михайловича». Оно было своевременно переведено на шведский язык.

Вслед за окончанием сего труда автор его трагически окончил свою жизнь, имея около сорока лет от роду.

В Стокгольме Котошихин нанимал квартиру у своего приятеля и товарища по службе в Государственном архиве, русского толмача Даниила Анастасиуса, человека семейного. Приятели, однако, недолго жили в мире и согласии. Размолвка, по-видимому, произошла на почве ревности со стороны хозяина к жильцу. А так как оба они были привержены к спиртным напиткам, то однажды в пьяном виде затеяли брань и ссору, во время которой Котошихин бросился на хозяина и нанес ему смертельные раны. Убийца был предан уголовному суду и сложил на плахе свою буйную голову (осенью 1667 г.). Свою измену родине он усугубил еще тем, что перед казнью перешел в лютеранство.

Сочинение Котошихина обнаруживает в нем широкую, даровитую русскую натуру, большую наблюдательность и огромную память. Как и следовало ожидать, наглядно ознакомясь с европейскими учреждениями и культурой, он критически относится к отечественным порядкам и русскому государственному строю, а местами подвергает их даже глумлению; особенно заметно его нерасположение к боярскому сословию. Для примера укажем на его комичное изображение боярского местничества за царским столом, когда местник кричит: «Хотя-де царь ему велит голову отсечь, а ему под тем не сидеть» – и спустится под стол. Выше было приведено пристрастное описание заседания Боярской думы, где на вопросы царя «иные бояре, брады свои уставя, ничего не отвечают» и прочее. Но вообще это сочинение представляет драгоценный материл для изучения и понимания изображаемой им эпохи. За немногими исключениями, оно дает обстоятельные сведения, подтверждаемые государственными актами и другими источниками. Самое изложение его выделяется из многочисленных письменных памятников эпохи своей ясностью и деловитостью.

Юрий Крижанич был родом сербо-хорват из области, находившейся тогда под турецким игом, сын купца. Оставшись сиротой, он попал в итальянский город Падую, где начал свое школьное образование; а продолжал его в австрийских владениях, именно в католической духовной семинарии города Загреба; откуда благодаря покровительству загребского епископа (Винковича) был отправлен в Хорватскую коллегию Вены и потом в таковую же Болоньи. Благодаря тому же покровительству Крижанич прибыл в Рим и здесь был принят в коллегию Св. Афанасия (где, как мы видели, воспитывался и старший его современник Паисий Лигарид). Тут он закончил свое богословское образование и, согласно с назначением сей коллегии, приготовил себя к миссионерской деятельности, направленной на распространение католицизма или унии среди иноверных народов. Будучи истым сознательным славянином, Юрий Крижанич с ранних лет обратил свои помыслы и стремления на далекую Московию, которая привлекала его пылкое воображение как таинственная или мало доступная тогда страна и как сильное славянское царство, возбуждавшее большие надежды среди утративших свою независимость единоплеменных народов, особенно среди балканских славян. Крижанич задумал ни более ни менее как осуществить давний план иезуитов: привести сие царство к унии, то есть к церковному единению с Римом. С этой целью он заранее старался ознакомиться с Московией, а потому усердно изучал труды Герберштейна, Поссевина и других европейских путешественников в Восточную Европу; как славянин, он надеялся легко овладеть русским языком. Из записки, поданной им по сему поводу в римскую Конгрегацию пропаганды веры (в 1641 г., когда ему было 24 года от роду), видно, что Крижанич главным образом рассчитывал получить доступ к царю, расположить его к себе, написанными в прозе и стихами, похвалами как ему самому, так и прежним царям московским, давать ему советы по увеличению государственных доходов и вообще овладеть его доверием, а затем через него действовать в пользу унии. Но не вдруг осуществилась его заветная мечта о миссионерских подвигах на славянском востоке. Некоторое время он служил священником в родной Хорватии. Только в 1646 году он получил от Конгрегации пропаганды миссионерское назначение в Западную Русь и Московию, куда отправился через Вену, Краков и Варшаву. В сем последнем городе Крижанич обратил внимание на латинскую надпись на каплице, в которой были погребены Шуйские. Хотя гробницы с телами Шуйских, как мы видели, были перевезены в Москву