у нее нет от меня никаких секретов. Я прекрасно знаю, как вы, тетушка, способны заморочить голову своими разговорами. И ни за что не позволю Абрите встречаться с вами наедине. Тем более мы полностью доверяем друг другу. Верно, дорогая? — повернулся он ко мне, всем своим видом показывая, что если я пойду против, то меня ждут неприятности.

И хотя неприятности в отношениях с Адреем меня не пугали, но я опасалась, что о наших с Великой матерью тайных разговорах, узнает Третий советник. Мой свекор все еще был слишком опасным противником, а игра, которую я вынуждена была начать, слишком рискованной. И поэтому я лучезарно улыбнулась мужу:

— Верно, дорогой...

— Исса! — Закричала Великая мать, громко призывая кого-то. — Исса! Иди сюда!

И если бы я в этот момент не смотрела прямо на Адрея, то ни за что не заметила бы, как он вздрогнул и мгновенно побледнел. Его взгляд непроизвольно метнулся в ту сторону, из которой должна была появиться неведомая Исса.

Конечно же, он тут же взял себя в руки, нацепив на лицо нагловато-презрительную ухмылку, с которой и вел беседу со своей тетушкой. Но я уже увидела все, что хотела мне показать Великая мать. Я ни мгновения не сомневалась, что она сделала это нарочно.

Из двери, что пряталась за бархатной шторой в углу комнаты появилась служанка. Слишком молодая, чтобы быть той самой Иссой. И к тому же я знала, что случилось с несчастной. А значит Великая мать оказалась гораздо прозорливее, чем можно было себе представить. Уверена, она взяла в услужение эту девушку именно из-за имени. А сейчас просто воспользовалась случаем, чтобы намекнуть о том, как на самом деле мой муж ко мне относится, чтобы я не питала иллюзий относительно его чувств.

— Исса, — улыбнулась Великая мать, — прикажи приготовить ее светлости герцогине Бокрей с супругом покои Наследницы...

Бледная и невзрачная девица, которую я невольно разглядывала, метнула на меня быстрый, полный изумления взгляд, но покорно кивнула, опустив глаза долу.

— Да, матушка...

— И проводи моих гостей в столовую. Им надо перекусить с дороги. А разговоры, — жестко произнесла Великая мать, заставив замолчать открывшего рот Адрея повелительным взмахом руки, — мы с вами будем вести вечером. Сегодня у меня день открытых дверей, и вы не единственные желающие встретиться с Великой матерью лично. Мне очень жаль, что придется отложить нашу интересную беседу, но я должна выполнять свои обязанности главы города.

После таких слов нам ничего не оставалось, как встать и уйти. И пусть Адрей при этом выглядел недовольно и даже зло, тем не менее своего Великая мать добилась: выпроводила незваных гостей прочь, взяв паузу на размышление.

В покои Наследницы нас проводили после плотного и сытного обеда в общей столовой, которая напомнила мне монастырские трапезные из другого мира. Такая же скудная обстановка, массивные столы и скамейки и такая же непритязательная, но очень сытная еда: вареное мясо, хлеб, овощи, каши, фрукты на десерт и горячий яблочный взвар с медом.

Я так наелась, что начала клевать носом прямо за столом. Усталость, накопившаяся за многодневный путь, навалась будто бы вся одновременно, погружая в сон. Я бы решила, что нам полили какие-нибудь травки в взвар, если бы не сама лично наливала его в наши кружки из общего кувшина, и если бы Адрей при этом не выглядел до отвращения бодро.

Добравшись до кровати, я мгновенно заснула, даже не дождалась служанки, которая помогла бы мне раздеться. Адрей пытался растормошить меня, звал прогуляться, но я только невразумительно мычала, теряя связь с реальностью прямо во время разговора. И в конце-концов он плюнул и отстал.

Я открыла глаза в полной темноте. Не сразу поняла, где нахожусь и немного испугалась. Проспала я довольно долго, за окном уже совсем стемнело. Плотные шторы, которые едва пропускали дневной свет, создавая полумрак, когда мы только вошли в покои Наследницы были одернуты, и в полупрозрачные слюдяные окна светила большая круглая луна, похожая на серебряное блюдце.

Она была такой яркой, что невольно приковала к себе все мое внимание. Никогда в жизни не видела такой красоты, хотя мне довелось провести много ночей под открытым небом. И, вообще, я так долго была связана с ночной жизнью Яснограда, что свет луны был мне так же близок, как и солнечный свет.

— Проснулась? — непривычно мягкий голос Великой матери заставил меня вздрогнуть. Я поднялась на локте и повернулась. Она сидела в кресле качалке и вязала носок при свете одной свечи, и совсем не походила на правительницу города, которую мы встретили в кабинете. Контраст был таким разительным, что я невольно подумала, что это сон. — Отлично, — Великая мать отложила вязание и взглянула на меня снова, плеснув по нервам привычным равнодушным холодом, свойственным, кажется, всем сильным мира сего. — Твой муж отправился на прогулку по городу. А нам, и правда, есть о чем поговорить наедине, дорогая внучка, — произнесла она с легкой усмешкой то ли на слове «дорогая», то ли «внучка».

Я кивнула, мысленно скривившись. Конечно же, эта старая стерва выбрала самое неподходящее время для разговора, легко став хозяйкой положения. Я только проснулась, еще не совсем пришла в себя и была гораздо более уязвима и беззащитна, чем когда-либо. И, вообще...

— Как вы оказались в моих покоях? — нахмурилась я. — Я вас не приглашала...

— В твоих? — Великая мать усмехнулась, — ты в моем доме и будешь жить по моим правилам, Елина. В этом дворце для меня не существует запертых дверей и недоступных комнат.

Когда она произнесла мое настоящее имя, я вздрогнула. Взгляд против воли метнулся по комнате, в поисках свидетелей. Вернее, одного свидетеля... Я совсем забыла, что Великая мать сообщила мне о моем муже... И она это поняла.

— Не переживай, — в этот раз ее усмешка была еще более снисходительной, — Адрей попал в руки моих девочек. И раньше завтрашнего вечера не вернется. Поверь, у него сейчас есть занятия поинтереснее, чем слежка за собственной женой.

— Тем более я хотела бы поговорить с вами в более подходящей обстановке. А сейчас я прошу вас выйти, мне нужно привести себя в порядок, — снова попыталась я выпроводить Великую мать из своей спальни. Но не тут-то было. Старуха видела меня насквозь.

— Боюсь, что в таком случае у меня больше не будет ни одной возможности