бы меня с головой. Ведь по легенде я выросла в Ургороде, а значит должна была знать все мельчайшие подробности его жизни. Только сейчас я поняла, как самоуверенно вела себя, называясь Наследницей Великой матери, и как легко могла выдать себя, если кто-нибудь пожелал просто поговорить о моем «родном» городе.

— Идем, — Адрей кивнула на широкие двустворчатые двери, призывно распахнутые на верху широкой лестницы. И усмехнулся, — нам повезло, сегодня у Великой матери открыты все двери...

Я кивнула, прикусив язык, чтобы не начать задавать вопросы. Но одно мне стало понятно, это какой-то особенный день открытых дверей. И, возможно, в другие дни во дворце правительницы Ургорода царят совсем другие порядки. Это как-то примирило меня с действительностью. Возможно, они сейчас заняты тем, что обеспечивают безопасность самой правительницы, отдав город на разграбление. Иногда следование традициям и обычаям идет вразрез с реалиями жизни.

Мы поднялись по лестнице. Наша охрана осталась внизу, и мужчин мгновенно окружили веселые и смешливые женщины, которые откровенно строили глазки всем без разбора. Чувствую, когда мы вернемся, моральный облик нашей маленькой армии изменится безвозвратно. Я вопросительно взглянула на Адрея. И он понял:

— Не беспокойся, и приказал сотнику немедленно отправляться на постой в казармы. Все равно они здесь бесполезны, — хохотнул он, подтверждая мои опасения.

Мне хотелось возразить, сказать, что надо взять с собой хотя бы пятерку солдат на всякий случай. Или моих амазонок, которые тоже остались внизу, хмуро озираясь по сторонам. Но я опять ничего не могла сказать, чтобы не выдать свое непонимание местных порядков. И только кивнула, принимая его слова. Надеюсь, Адрей знает, что делает.

Двери, снизу казавшиеся большими, оказались просто огромными. И снова, рядом с распахнутыми на всю ширь и изрезанными замысловатыми узорами створками не было охраны. Только крутились молодые и не очень женщины и мужчины из местных, веселые и смешливые. Они улыбались нам, махали руками, но и только. Никто даже не подошел и не поинтересовался: кто мы такие и зачем пришли.

Если бы не Адрей, который тянул меня куда-то вглубь темных коридоров, скупо освещенных редкими светильниками из пары толстых, часовых свечей, я не смогла бы сделать ни шагу. Просто потому, что не знала, куда идти. А провожать нас туда, куда нужно, по видимому, никто не обирался. И это вызвало еще большее недоумение. Это что же получается, любой может войти и шляться по всему дому без спроса?

Даже горничные не подошли к нам, чтобы помочь раздеться и унести наши дорожные тулупы. Хотя из-за открытых настежь дверей внутри было довольно прохладно. А я поняла, что зря переживала по поводу своего дорожного костюма. Если представить, что двери в приемную Великой матери точно так же легкомысленно распахнуты, то там должно быть так же холодно, как в главном зале на входе.

Судя по тому, как уверенно Адрей двигался по дворцу, он бывал здесь не однажды и чувствовал себя как дома. Коридоры были пусты. На пути к кабинету Великой матери, двери которого, как я и думала, были открыты, нам так и не попались ни слуги, ни хозяева.

— Тетушка! — радостный вопль Адрея заставил вздрогнуть не только Великую мать, но и меня.

— Адрей?! — подняла на нас взгляд правительница Ургорода, которая сидела за столом и писала что-то, зябко кутаясь в роскошную шубку, меха для которой были подобраны так искусно, что она казалась расшитой замысловатыми узорами. Я хорошо разбиралась в ценных мехах, но вот так сходу определить шкура какого зверя пошла на эту шубку, у меня не вышло. Вроде бы простой песец, но разноцветные полосы явно были натуральные, а не крашенные. А я никогда не слышала, чтобы где-то водились ярко-рыжие, полосатые и в крапинку песцы. — Что вы здесь делаете?

— Приехали навестить мою дорогую тетушку, — нагло ухмыльнулся Адрей, по-хозяйски входя в кабинет и без приглашения усаживаясь в кресло. — Абрита, что ты стоишь в дверях, моя дорогая? — повернулся он ко мне. — Проходи, присаживайся. Я уверен твоя матушка очень рада снова видеть тебя дома...

Я ощутила, как холодок скользнул по позвоночнику. Мне снова, в который раз показалось, будто бы Адрей знает обо мне больше, чем говорит...

— Разумеется, — на лице Великой матери не дрогнул ни один мускул, — я всегда рада возвращению своих детей в родной дом. Проходи, Абрита, присаживайся, — указала она мне на кресло. И снова повернулась к Адрею, — и что же тебя привело ко мне, дорогой племянничек? — спросила она, точно скопировав нарочито радостный тон моего мужа.

— О-о-о! — протянул он довольно, — вы не представляете, дорогая тетушка, с какими новостями мы к вам прибыли... Вы будете удивлены... — Адрей наклонился к столу, делая вид, что собирается сообщить какую-то тайну, и громко, так чтобы его шепот был слышен не только в кабинете, но и в коридоре за открытыми дверями, прошипел, — я сделал то, о чем мы с вами договаривались!

Великая мать снова сделала вид, что ничего не заметила.

— Абрита, дорогая, — обратилась она ко мне с улыбкой, — может тебе стоит отдохнуть? Я прикажу, чтобы тебя проводили в твои покои...

— Да-да, — перебил ее Адрей, — мне очень хочется увидеть покои, в которых выросла моя любимая жена. Это же можно устроить, да, тетушка?

— Разумеется, — кивнула Великая мать. А я поняла, что если буду и дальше вести себя вежливо и ждать возможности вставить свою реплику в разговор безусловно любящих друг друга тетушку и племянника, то рискую отправиться в покои, так и не договорившись о том, ради чего я сюда приехала.

— Матушка, — склонила я голову, показывая уважение к «родительнице», — мне хотелось бы поговорить с вами прежде, чем я отправлюсь отдыхать. Мы мужем на самом деле приехали по очень важному делу. Но я прошу вас вы выделили минутку и для нашего с вами личного общения. Я хотела бы попросить у вас прощения за то, что сбежала из родного дома, не желая расставаться с сыном. Я поняла, как была не права, отказываясь от наследства...

Глава 21

Я старалась быть аккуратной в своих намеках Великой матери на необходимость беседы наедине. Но мне не удалось обмануть Адрея.

— Никакого личного общения, — отрезал он, продолжая смотреть на Великую мать с «радостной» улыбкой, — она моя жена, и