других регионов.10 В XIX веке британские предприниматели, такие как Вудхаус и Уитакер, поощряли выращивание винограда на западе Сицилии для производства тяжелых вин Марсала. Оставались товары, которые легче всего было приобрести в Средиземноморье: кораллы из Сардинии и Северной Африки, сухофрукты из Греции и Турции, кофе, экспортируемый через Османскую империю. Датчане, норвежцы и шведы, разжиревшие от доходов северной торговли, появились у берегов Северной Африки, в барбарийских "регентствах" (так их называли потому, что их правители, известные как дейи, беи и башавы, или паши, номинально являлись наместниками османского султана). С 1769 года датчане поставляли "подарки" алжирскому дею в обмен на защиту их судоходства, но периодически деи решали, что им нужны более крупные пожертвования, которые он получал, преследуя скандинавские суда, и примерно в 1800 году эти требования поставили алжирцев и датчан на грань войны. Тем временем тунисский бей почувствовал себя настолько оскорбленным низким качеством их подарков, что в мае 1800 года захватил несколько датских кораблей, а в следующем месяце послал нескольких человек срубить флагшток датского консульства, положив начало короткой войне, в которой датчане, а вскоре и шведы, оказались в значительной степени на его милости.11

Эти проблемы решались с помощью дипломатии. Беям и деям нужны были подарки, которые поддерживали их финансы на плаву. Их политика, как сообщили Конгрессу Соединенных Штатов, заключалась в том, чтобы соблазнить каждое государство в водах Средиземного моря новыми торговыми договорами, а затем "как можно чаще разрывать дружбу с каждым государством".12 Слишком большое количество соглашений с европейскими державами лишало барбарийские государства возможности захватывать товары и пленников с иностранных кораблей. Пленников можно было выкупить, но их также можно было использовать в качестве дипломатических пешек, чтобы получить подарки; а пока они находились в грязных условиях в барбарийских тюрьмах, их можно было использовать в качестве бесплатной рабочей силы (хотя с офицерами обычно обращались гораздо лучше). По ночам рати приковывали цепями к полу, а в Триполи они получали суточное довольствие, состоявшее из бисквита из ячменя и бобов, полного нечистот, немного козьего мяса, масла и воды. На строительстве стен Триполи невольников заставляли работать с голой головой под жарким солнцем, ругали "христианскими псами" и били плетьми13.13 Североафриканские правители, конечно, знали, что христианские государства пойдут на многое, чтобы добиться свободы этих мужчин и женщин, которых продолжали отбирать на берегах Сардинии, Сицилии и Балеарских островов.

Появилось новое государство, чьи корабли предоставляли новые возможности для барбарийского вымогательства: Соединенные Штаты Америки. Американский конфликт с Триполи стал первой войной зарождающегося союза против иностранной державы и привел к созданию американского флота.14 Американские писатели представляли жителей Северной Африки как нецивилизованных "варваров", что было легко сделать, когда Магриб обычно называли "Барбарией".15 Отчеты, отправленные американскими консулами в Тунис и другие страны, подтверждали мнение о том, что беи, дейи и башау были бесконтрольными тиранами, об отношении которых к искусству управления можно было судить по обезглавливанию и отсечению конечностей, свидетелями которых были американские посланники. Джордж Вашингтон высказал свое мнение о барбарийских корсарах в письме, отправленном Лафайету в 1786 году:

В столь просвещенный, столь либеральный век как возможно, чтобы великие морские державы Европы подчинялись выплате ежегодной дани маленьким пиратским государствам Барбарии? Если бы у нас был флот, способный перевоспитать этих врагов человечества или сокрушить их до полного исчезновения".16

Он не смог предугадать, что вскоре Соединенные Штаты присоединятся к европейским державам и начнут осуществлять подобные выплаты барбарийским государствам.

Выдвинутая несколькими историками идея о том, что американская война против Барбарийских государств велась как христианская борьба с исламским "варварством", не соответствует фактам. Как пишет Фрэнк Ламберт, "Барбарийские войны были в первую очередь связаны с торговлей, а не с теологией"; в договоре 1797 года между Соединенными Штатами и Триполи прямо говорилось, что Соединенные Штаты по Конституции не являются христианской страной, и президент Мэдисон был убежден, что это заявление облегчило отношения с мусульманской Северной Африкой, устранив религиозные различия из спорных вопросов.17 Ибо "вместо того, чтобы быть священными войнами, они были продолжением американской Войны за независимость".18 На бумаге Война за независимость закончилась в 1783 году признанием Великобританией того факта, что тринадцать колоний отделились от короны. На деле же оставалось множество нерешенных вопросов, особенно право американского судоходства на свободную торговлю через Атлантику и в Средиземноморье. Принцип, согласно которому граждан новой нации должны встречать в иностранных портах на тех же условиях, что и старые европейские государства, был тем, за что американцы готовы были бороться. Великобритания рассматривала американские колонии как неотъемлемую часть закрытой колониальной системы, в которой ее трансатлантические владения должны были обеспечивать Британию сырьем и в то же время поглощать растущую продукцию британской промышленности. Вся эта система была защищена сетью коммерческих налогов, типичных для меркантилистского мировоззрения XVIII века. Противодействие американцев выразилось в знаменитом Бостонском чаепитии 1773 года; ни одной из сторон оказалось очень сложно отказаться от этих отношений. В 1766 году, за десять лет до Американской революции, газета Pennsylvania Gazette сообщила, что "облигация на пропуск в Средиземное море", одобренная британскими властями, была презрительно подожжена в одной из кофеен Филадельфии.19

Для американцев торговля в Средиземноморье создавала две группы проблем, хотя они и были взаимосвязаны. Даже после 1783 года британские порты, такие как Гибралтар, могли неохотно принимать американские корабли, а британские капитаны могли воспользоваться любой возможностью арестовать американское судно - британские капитаны были особенно заинтересованы в том, чтобы заставить американские экипажи перейти на британскую службу, особенно в то время, когда Великобритания находилась в состоянии войны с Францией. Британские политики, такие как лорд Шеффилд, рассматривали американцев как потенциальных торговых соперников, способных подорвать торговое превосходство Великобритании, хотя и отмечали, что их шансы добиться успеха в средиземноморской торговле были ограничены благодаря барбарийским корсарам. Вторая проблема заключалась в отношениях с правителями Северной Африки: американцы требовали свободного доступа в их порты, а также гарантий того, что их корабли не будут атакованы в открытом море корсарами из Алжира, Туниса и Триполи. Джефферсон во всем соглашался с лордом Шеффилдом, отмечая, что европейцы уже имеют большое присутствие в Средиземноморье, но американцам придется пробираться туда через узкие проливы, где пираты "могут очень эффективно проверять все, что туда входит".20

Поэтому было ясно, что американская торговля со Средиземноморьем никогда не сможет конкурировать по объему с торговлей признанных европейских держав, особенно Франции, которая играла ведущую роль в средиземноморской торговле в конце XVIII века. Тем не менее американская интервенция имела весьма значительные последствия для барбарийских государств, изменив их отношения с немусульманскими морскими