удивленно посмотрел на меня. "Значит, это правда?" - спросил он. "Ты уже умирал?"

"Да", - сказал я. "Один из принцев сьельсинов отрубил мне голову. Я был всего лишь мальчишкой".

"Почему?" спросил Эдуард. "Что в тебе такого важного, что этот… Тихий - как ты его называешь - вернул тебя к жизни не один, а два раза?"

"На этот раз все по-другому", - сказал я. "В прошлый раз он изменил время только для того, чтобы сохранить мне жизнь. Я был по-настоящему мертв, думаю, всего на мгновение, но на этот раз..." Я покачал головой. "На этот раз..." Я попытался объяснить, как Рагама и Салтус сконденсировали мою энергетическую структуру в новую материю, создали образ меня, способного дойти до разрушенного здания, которое Судья называл Церковью.

"Церковь?" Выражение лица Эдуарда снова изменилось.

"Что?"

"Мы называем наши храмы церквями", - произнес он.

"Тихий - не твой бог, Эдуард, - сказал я.

Мужчина съежился при этих словах, согнулся, но не сломался.

"Мне очень жаль", - продолжил я. "Люди всегда склонны считать, что их боги были некой формой развитой жизни. Что Юпитер, Локи, Энки и остальные были ксенобитами, попавшими на Землю".

"Я так не думаю", - сказал Эдуард. "Я думаю, то, что ты называешь развитой жизнью, я называю богом".

"Так я и говорю".

"Нет, это не так", - ответил Эдуард. "Все наоборот. Ты видишь бога и называешь его ксенобитом. Я говорю, что то, что ты называешь ксенобитом, может быть богом".

"Но ты веришь, что видишь своего бога", - сказал я.

"Может быть только один бог", - сказал Эдуард. "Ты считаешь его персонажем, вроде Юпитера, существом, подобным тебе или мне, но более развитым. Это не то, чем является бог. Бог - это само бытие. Бог есть".

Я уставился на него. Разве Рагама - разве сам Тихий - не говорил то же самое?

"Абсолют", - прошептал я, используя имя, которым Ушара и Рагама называли своего создателя.

"Если хочешь", - сказал Эдуард. "Мой бог воскрешает мертвых, Адриан".

Я покачал головой. "Тихий - не твой бог, Эдуард", - сказал я менее решительно, чем прежде. "Даже если бы тебе этого хотелось".

Молодой мужчина не стал спорить. "Хорошо, - сказал он после долгого раздумья. "Но мы не можем отрицать, что это означает, что наша вселенная была создана намеренно, кем-то или чем-то. Это не случайность!"

"В этом мы согласны", - произнес я и снова подумал о прецепторе Пританисе и его Ордене искателей Первой Истины. Экстрасоларианский монах считал творение симуляцией, изобретением какой-то машины. Не было ли это продолжением той самой веры, которую я только что приписал Эдуарду? Столько чернил было пролито за веру в то, что боги первобытных людей были ксенобитами, существами, подобными Энар, подобными самим Наблюдателям. Это было материальное объяснение, ответ, доступный маленьким человечкам вроде Урбейна и Северин, людям, считавшим, что их воли достаточно не только для постижения Вселенной, но и для ее покорения. Вера в то, что Вселенная - всего лишь мечта какого-то огромного механизма, а не объяснение, которое может быть воспринято крошечными умами?

И все же это было правдой - хотя бы в некотором смысле.

Наша Вселенная - это сон Тихого. Его творение - если верить ему и его слугам, а я должен верить, что так оно и есть, поскольку я один из них, ставший таковым в результате моей смерти и возрождения. В чем же разница между сном Тихого и сном, который представляли себе Пританис и его Искатели?

"У меня есть еще один вопрос, - спросил Эдуард.

Я встряхнулся, возвращая свое внимание к собеседнику. "Какой?"

"Если Исполины научили сьельсинов всему, что знали сами..." начал Эдуард, - то что же случилось с теми Исполинами, которые их учили?"

Я долго и упорно думал об этом. Миуданар разговаривал с Элу через световые годы, вызвал его из родного мира на мрачный Эуэ. Но Миуданар был мертв, или почти мертв - во всяком случае, он находился в состоянии, отличном от того, в котором пребывала Ушара. Я не могу притворяться, что понимаю это. Но разве я не видел других в своих видениях? Еще больше Наблюдателей стояло во главе различных армий сьельсинов во время слишком долгого правления Элу?

Что с ними стало?

"Не знаю", - честно признался я. "Они не могут быть живы. Мы бы знали. Мы бы их видели".

Эдуард кивнул. "Я так и думал, что ты это скажешь", - сказал он. "Но разве это не предполагает, что у сьельсинов есть или был какой-то способ их убить?"

Это заставило меня задуматься. Я никогда раньше не думал об этом. "Империя Элу рухнула", - начал размышлять я и опустился в кресло, которое совсем недавно занимал капитан Гошал. "Произошло что-то вроде гражданской войны. Аэта Элу - принцы, служившие ему, - ополчились друг на друга. Возможно, Наблюдатели разделились вместе с ними". Я попытался представить, как должна была выглядеть такая война. И почти сразу же бросил это занятие. "Надо спросить Рамантану".

"Сомневаюсь, что он знает", - заметил Эдуард. "Как ты думаешь, могли ли сьельсины выступить против своих богов?"

"Сомневаюсь", - честно признался я. "Мне легче представить, что они ополчились друг на друга. Каждый из Наблюдателей уникален. Можно сказать, они созданы специально. Не думаю, что они чувствуют верность своим братьям, как ты или я".

"Но что мы точно знаем, - сказал Эдуард, - так это то, что их можно уничтожить".

 

ГЛАВА 47

ЖЕНЩИНА И ДЕВУШКА

Следующие несколько дней я провел так же, как и первый. Именно тогда я по-настоящему осознал степень произошедших во мне перемен, поскольку не спал ни во вторую ночь, ни в третью, ни в последующие. Ты, несомненно, считаешь такой опыт мучением, когда не можешь даже заснуть, но это было не так.

Единственным мучением была мысль о том, что Кассандра не приходила навестить меня. Возможно, Гошал просто не разрешал ей, но я не мог избавиться от ощущения, что она даже не пыталась этого сделать.

Я чувствовал, что остался один.

Или почти один.

После инцидента с мечом Ниме не разрешили видеться со мной, но ему разрешили готовить для меня еду и приносить ее к двери. В таких случаях я ненадолго виделся с ним - трижды в день - и разговаривал. К вечеру третьего дня после моего возвращения он принес известие, что Кассандра освободила комнату рядом с моей и переехала