— То и это, — уклонился Кейсар — Дела.

— Хорошо, дела, понимаю, — Айрин продолжила настаивать — Но и ты пойми — я бы тебя так просто не просила. У меня дурное предчувствие, Рейдел. Барон сегодня запускает своё… свою… я даже не знаю, что, но Церковь считает это ересью. А значит, найдутся люди, считающие так же. И я боюсь, что повторится «торговый бунт».

— А тебе-то что? Пусть горожане бушуют у фабрики, а ты с балкона на другом конце города будешь любоваться пожарами.

— Не шути так, Рейдел! Ты не был здесь в прошлый раз! Говорю тебе, если начнутся беспорядки, то они разнесутся по всему городу. Может, даже до Ортенфлоу докатятся, — добавила Айрин и тут же прикусила себе язык. Но было поздно.

— Если так случится… — вслух задумался шевалье — …то опасность может грозить и королю. А мой долг — быть рядом с ним в такую минуту.

— А что же со мной?

— Я — королевский гвардеец!

— Да, и у короля таких гвардейцев ещё девяносто девять! А ты у меня — один.

— Вообще-то нас больше сотни, — покачал головой Герой и внимательно посмотрел на девушку — Аури. Ты что-то знаешь? Что-то слышала от барона?

«Это не моя тайна».

— Я… я видела сон, — с запинкой ответила Айрин — Ужасный сон.

— А, сон…

— Я всё понимаю! Да, сон, да, пустяк. Пускай! Но мне страшно, Рейдел! Я знаю, что может случиться, и мне некого просить о помощи!

— Айрин… — вздохнула Кейсар, и Роу снова перебила его.

— Нет, ты послушай — если случится беда, у нашего правителя будет ещё сотня таких же бойцов, как ты. Прибавь сюда четыреста солдат замковой стражи, да триста стражей Ортенфлоу. А ещё все эти благородные, живущие рядом — уж, наверное, не оставят его величество помирать!

— Следите за языком, юная леди! Ты говоришь непочтительные вещи.

— Чтобы тебя сильнее пробрало! — ткнула Аури в грудь собеседника.

— Если ты права, то твоя просьба — это почти просьба об измене.

— Свет Всемогущий, Рейдел! — всплеснула Аури руками — Я же не прошу тебя прикончить его величество! Просто проведи этот день со мной. И ночь. Скажите честно, шевалье, если случится бунт, чего вы больше хотите — выделиться перед королём, или спасти мою жизнь?

Рейдел задумался, глядя в окно, а Аури, сжав кулаки, с волнением ожидала его ответа. Наконец шевалье окинул взглядом девушку и улыбнулся ей.

— Ты меня убедила. Буду у вас к двум часам. И скажу капитану, что если понадоблюсь, пусть пошлют за мной к Велингвару.

— Спасибо! — Аури крепко обняла шевалье и, улыбнувшись на прощание, покинула комнату. И лишь тогда Кейсар вспомнил, что в доме Холдгрейвов запрещено носить оружие.

— Забери меня Бездна! — спохватился он — И чем же я смогу помочь?

В особняк Айрин вернулась с чувством выполненного долга. И тут же узнала, что барон уезжает в Ратушу. Граф с утра объявил, что заболел, и барону предстояло заменить его.

— Мэр срочно вызывает, — пояснила Элирия, пока Холдгрейв собирал бумаги — И непонятно, сколько отец там пробудет.

Красавчик Оуен, барабаня пальцами по подоконнику, смотрел в то же хмурое зимнее небо, что и Айрин. В отличие от неё, он с нетерпением ожидал вечера. Свобода казалась так близка, что, когда ему приказали явиться к Велингвару, он не сразу решил выполнить приказ.

«Что мне его гнев, если я уйду прямо сейчас? На этом Свете мы с бароном больше не увидимся!»

Но суматоха, вызванная бегством, могла осложнить дело — и отношения с Церковью. На часах едва пробило десять, и времени до вечера было достаточно. Поэтому, улыбаясь своей самой беззаботной улыбкой, Красавчик вошёл в кабинет барона. Велингвар сидел в своём кресле, а за его левым плечом застыл Гетт Реймон, командир гвардейцев.

— Вызывали, господин барон?

— Да. Да, заходи, Оуен. Садись. Мне нужно, чтобы ты написал письмо.

— Письмо? — удивился Красавчик, садясь в кресло — Неважный из меня писарь, ваше сиятельство. Вот и Реймон знает…

— Я знаю, какой из тебя писарь, Оуен, — усмехнулся барон — Именно такой мне и нужен. Ну же, смелее, — подбодрил он бандита.

— Так что писать, ваше сиятельство? — Красавчик занёс перо над бумагой.

— Барон вскрыл посылку для С. — начал диктовать Велингвар — Всех подозревает. В случае опасности разберусь с ним до открытия.

Оуен застыл, чувствуя, как внутри всё свело от страха. Затем начал выводить слова. Разум отказывался верить в то, о чём кричала интуиция.

— Написал? — Велингвар перегнулся через столешницу и забрал записку — Вроде неплохо, — барон показал Гетту записку — Как считаешь, подпись нужна?

— Вряд ли. Ты ведь не подписывал свои донесения? — обратился Гетт к Оуену.

Красавчик стиснул зубы, чтобы не закричать. Надо было оправдываться, отрицать, не понимать — но всё, на что хватало Оуена — молчать, не трясясь от страха.

— Ладно, — махнул рукой барон — Она будет найдена на его теле, в его крови — какие ещё нужны доказательства?

Оуен почувствовал, как его охватывает ужас. Теперь, всматриваясь в лица Велингвара и Реймона, он ясно видел, что это не барон и слуга — а два хищника на охоте. И, словно бы читая его мысли, Гетт улыбнулся бандиту.

— Беги, — кивнул капитан гвардейцев, и Оуен вскочил, опрокинув кресло, и бросился прочь. Он пробежал по коридорам, мимо слуг и растерянных гвардейцев, слетел с лестницы, ударом ноги распахнул дверь, выскочил из дома — и оказался на улице, среди прохожих.

«Спасён!» — мелькнула безумная надежда, и тут же удар клинком под колено перерубил связки. Красавчик закричал от боли, ноги его подкосились и он рухнул на каменную мостовую. Прохожие шарахнулись в стороны, а самого Оуена схватили за шиворот и поволокли обратно в дом.

— Помогите! — вопль разнёсся по всей улице, а в следующий миг на голову обрушился ещё один удар. Язык с трудом ворочался во рту, тело не слушалось, но страх удержал Оуена на краю сознания. Он чувствовал, как его подняли по ступеням, внесли в комнату и положили на стол. Боль вонзилась в правое предплечье, и тут же — в левое. Сознание прояснилось, и Красавчик понял, что ему проткнули руки. Они больше не слушались его.

— Помогите, — прошептал он, пока с него срывали одежду. Тяжело дыша, полуобнаженный Оуен лежал на спине и с мольбой смотрел на стоявшего перед ним Реймона.

— Погоди… — начал было бандит, но Гетт, сделав легкий надрез на груди, зацепил край кожи и потянул, одновременно срезая его, как кожуру на яблоке. Дикий вопль сотряс