Давид и Деклан были знакомы. Во время гастролей в Англии, куда МДТ привозил «Дядю Ваню», Додин и Боровский ужинали дома у Деклана. Он жил тогда рядом с домом, в котором Оруэлл написал «Скотский хутор» («Скотный двор») и «1984».

«Завтракали мы, – вспоминает Саша, – в отеле. А потом нашли такую забегаловку, где на решетке жарили мясо. Очень вкусное. Там овощи, мясо… Забегаловка не туристическая. Просто мы гуляли и нашли. Потом попали в какой-то ресторан, кто-то посоветовал, нам что-то не очень понравилось…

Страна какая-то запущенная. Это при том, что мы жили в центре. Но чуть в сторону, и уже – катастрофа. А когда мы поехали к Торрес в гости, увидели, какие там районы есть, какие домища, фантастика…»

Колумбия, мировой поставщик изумрудов, – страна Габриэле Гарсия Маркеса, известного всему миру писателя, и Пабло Эскобара, известного всему миру мафиозного главы Медельинского наркокартеля.

«Те, кому повезло побывать в старом центре Боготы и при этом не нарваться на неприятности, вспоминают об этом месте с нескрываемым восхищением, – рассказывает журналист Петр Романов, возглавлявший бюро Агентства печати «Новости» (АПН) в Колумбии. – Что и понятно – великолепный памятник колониальных времен. Да и уличная преступность здесь не больше, чем в таких же старых центрах многих других латиноамериканских городов. Более того, сама мафия старается эту уличную преступность контролировать, она ей не нужна, у нее другие, куда более крупные интересы, чем кошелек иностранного туриста… В Боготе, если не лезть в определенные места и в определенное время, турист рискует не больше, чем в других экзотических странах».

«На сердце папа не жаловался, – рассказывает Саша. – 4-го мы пошли гулять. Он говорит: давай маме купим изумруд – изумрудная же страна. Изумрудный рынок. Магазинчики, магазинчики, магазинчики. И вдруг – это на моей памяти было второй раз (в Праге так было). У папы вдруг земля стала уходить из-под ног, и он начинает падать. Просто падать. Я его подхватил. А он белый. Я его посадил на землю. Сразу прохожие. Какие-то женщины. Там – какой-то колодец, рядом нечто вроде земляного стула. Мы посадили его, и он вроде отошел. Сидел. В одну точку смотрел. И какая-то женщина потрогала ему голову, а потом почему-то взяла ногу, за пальцы, ботинок, и подняла ногу. Затем опустила. Ну, все, мол, нормально. Я не понял. Я сказал адрес. Они вызвали такси, и мы приехали в гостиницу. Я поднял его в номер и остался. Там был какой-то диванчик. Он говорит: “Я хочу поспать”. И лег на правый бок лицом к стене. И вдруг говорит: “Чего-то мне давит, чего-то мне давит, ой, чего-то мне плохо”. Я, испугавшись, вскочил, побежал на ресепшн и, не зная никакого языка, закричал: “Медицина!.. Машина!.. Врач, врач, врач!!!” Не понимают. У меня истерика началась. Я там матерился, орал. И они как-то вызвали “скорую”. И приехала “скорая”. Врач осмотрел папу, вызвал меня в коридор и говорит… Почему я понял это? Он сказал: обширный инфаркт. (Может, какие-то слова созвучные.) Ну, инфаркт понятно, а что обширный – жестом показал, и я понял. Папа у меня: “Что там?” – “Пап, все нормально. Сейчас мы тебя отвезем”. И мы в “скорую”. И сирена. А там машин… Папа лежит. Капельница. И сразу в госпиталь. А этот госпиталь…

Еще такая связь интересная. Незадолго до этого папе звонила знакомая Бори Заборова, критик, жила в Боготе. И Боря папе говорил, если какая проблема… И у меня тоже был номер ее телефона. Я ей сразу позвонил и рассказал, что папу повезли в такую-то больницу. Немного по-русски говорили, немного по-английски. Она мне перезвонила и сказала, что у нее в этой больнице друг, потрясающий врач-кардиолог. Когда мы туда приехали, нас встретили, уже знали, что мы туда приедем. Папу увезли. А папа всегда с собой возил папку с СD-дисками сердца. Там все: какую ему операцию делали, какие стенты стояли, названия, со всеми показателями. И я схватил в отеле эту папку, когда мы уже в машину стали спускаться, и в больнице передал врачу эту папку.

Ночью мне позвонили. Сообщили, что сделали папе операцию, прошла она нормально, и поставили точно такие же стенты, поменяли. Папа ведь пропустил и поездку в Берлин. На осмотр. Не из-за выставки, а из-за распи…йства. Успеется… Так же, как к Аксенову и Пушкарю “не успел”. Как все мы, собственно…

И мне сказали, что я могу прийти к папе. Еще сказали, что надо памперсы купить. Потому что он в реанимации. Я купил памперсы, воду, приехал в больницу и в реанимацию, он с трубкой. Позвонил – из гостиницы – маме. Мама сказала, что вылетает. Сказал папе, что мама скоро прилетит. А он: “Чего это она прилетает, ведь все в порядке”.

Потом я встретился с врачом. Он мне рассказал, что операция прошла, все отлично. Мы разговариваем вдвоем, без переводчика. Я – в экстремальной ситуации – все понимал, что он говорил по-английски. Он сказал: “Вы должны быть готовы к тому, что ваш папа будет овощ. Вы не сможете сейчас улететь с ним. Вы должны на протяжении трех месяцев потихоньку его вводить в состояние, которое поставит его на ноги”. Еще я помню, что подумал: хорошо, что мама приезжает, что мы можем меняться, то есть я продумывал план действий (в ответ на это сообщение врача), хотя слово “овощ” меня просто… Я понимал, что… И я вот помню, что приехал в гостиницу. Как был, так и лег в постель. Лежал, лежал и заснул. В 6 утра (в Москве было два часа дня) мне позвонила знакомая Бори Заборова и сообщила…

В секунду я понял смысл словосочетания “мир перевернулся”. В одну секунду. Я лежал и думал: да пусть хоть овощ, хоть кто… Это же было не то, что он болел и на моих глазах хирел, а он был нормальным, мы сидели в ресторане – за день до этого – с Фокиным, с которым обсуждал назначение нового главного тренера сборной России по футболу (голландца Гуса Хиддинка, – А. Г.), Шадриным, хохмили, он выпил рюмку водки, удивлялся тому, что колумбийцы ходят на его выставку и просят автографы…

Часов в 5 вечера я вышел… Что я хотел спросить на ресепшн? Я вообще не понимал, как дальше быть.

Самое потрясающее, что жизнь фестиваля продолжалась. Шли люди, которые вместе с нами прилетели – привет, они кто-то не знает, кто-то… Невесомость абсолютная.

Маме я сразу позвонил.

На оформление необходимых документов требовалось время. Несколько дней. Мама уже не летела. Я