Но теперь Смедз очень сомневался в этом. Он же не умеет плавать! Если не попадет на остров, река унесет его в море.

Внезапно воду озарили голубые сполохи. Смедз удивился и обрадовался, увидев рядом с собой Рыбу и Тимми. А шлепающий в панике по мелководью Талли опережал бревно лишь на сотню футов.

Возникло острое желание заговорить, сказать хоть что-нибудь, взбодрить себя общением. Но никакие слова не шли на ум. Тишина царила, давила, угнетала. Может, и впрямь лучше помолчать, чтобы не накликать неприятности.

Целый час он боролся со страхом, какого не знал отродясь. Каждый миг был наполнен предчувствием беды, ежеминутно сердце проваливалось в пятки. Зато, высмотрев наконец прямо по курсу темную глыбу острова, он испытал несказанное облегчение.

Назвать это островом можно было с большой натяжкой. Клочок суши шириной тридцать футов и длиной двести, узкая коса, скопление прибрежного ила, водорослей и валежника. Там росли кусты сирени – ни один не выше человека. Издали убежище выглядело до крайности жалким.

Но то раньше, а теперь это самый настоящий рай.

– Здесь уже мелко, а не утонешь, – прошептал Смедзу Рыба. – Ни к чему оставлять заметные следы, обогнем островок и заберемся с той стороны.

Смедз сполз с бревна и обнаружил, что воды ему всего лишь по пояс. Он двинулся за Рыбой и Тимми. Каблуки вязли в иле, водоросли норовили опутать лодыжки. Тимми взвизгнул, наступив на что-то живое, корчащееся.

Смедз оглянулся: вроде все спокойно. Пока плыли по реке, он видел товарищей в сполохах молнии, но теперь никакой иллюминации. Лес утих, слышен лишь его мирный ночной шепот.

– Эй, вы чего так долго? – спросил Талли с истерическим надрывом.

– Пришлось повозиться, – резким тоном ответил Смедз. – Надо было собрать вещи, чтобы не помереть тут от голода. А ты, торопыга, что жевать собираешься?

«Уж не повлияла ли встряска на его рассудок?» – забеспокоился Смедз.

Все же этот поход не совсем бесполезен – вспомнилось кое-что важное.

Талли и раньше убегал от кузена. В детстве он это делал из жестокого озорства, вынуждая Смедза плутать, а позже бросал на милость хулиганов или уличных торговцев. Смедзу доставались побои, а Талли смывался с горстью медяков.

Родственничек устал ждать.

Зато теперь ясен его коварный замысел. Старик Рыба и Тимми Локан добудут клин. Потом лопух Смедз их завалит. Талли преспокойно уйдет с добычей.

И кому, спрашивается, жаловаться на него, запачкав руки кровью двоих человек?

Как же это похоже на кузена! Хитер, подлец!

На острове они провели четыре дня. Кормили комаров, жарились на солнце, ждали. Тяжелее всего эта пытка далась Талли. Конечно, от голода умереть ему не дали, но напрасно он выпрашивал сухую одежду или одеяло, чтобы укрыться от солнца.

Было у Смедза подозрение, что Рыба тянет время из-за Талли.

На четвертые сутки Рыба решил осмотреться. Ушел пешком – между берегом и косой глубина была от силы по грудь. Пожитки Старик нес на голове. Вернулся он уже в потемках.

– Ну? – спросил Талли, единственный, у кого еще оставался запас нетерпения.

– Ушли. Но успели найти наш лагерь и хорошенько там поработали. Все загадили, оставили десятки ловушек. Возвращаться туда нельзя. Может, в городе найдем то, что нам нужно. Его жителям имущество уже без надобности.

В правдивости Рыбы Смедз убедился на следующий день, после того как они прошли вблизи разгромленного лагеря – надо же было доказать Талли, что зря он ноет, барахло уже не вернуть. В городе увидели страшную картину расправы, там не пощадили даже собак, перебили живность до последнего цыпленка.

Утро выдалось теплым, безветренным. Из лесу налетели миллионы мух, и до чего же гнетуще они гудели! С клекотом и карканьем дрались из-за мертвечины птицы, как будто пищи не хватило бы на стаю вдесятеро большую. Воняло за версту, и от этого смрада выворачивало наизнанку.

Остановившись, Смедз проворчал:

– Нет у меня там никаких дел. Пойду гляну на дерево.

– Я с тобой, – вызвался Тимми.

Талли зыркнул на Смедза и проворчал:

– Там и встретимся.

Похоже, весь этот смрад, вся эта жуть были ему нипочем.

Точно бог мести, шествовал Хромой по улицам разоренного города, переступал через трупы, которых было не счесть. За ним следовали уцелевшие лесные воины, потрясенные гигантскими размерами города и зачарованные колдовством, которое повергло его в руины. А за дикарями плелось несколько сотен солдат из гарнизона Весла. Они узнали грозного пришельца и откликнулись на его призыв. Если бы не откликнулись, то присоединились бы к тем, чья кровь залила камни мостовой, а внутренности забили водостоки.

В городе бушевали бесчисленные пожары. Жители Весла оглашали ночь скорбными воплями и стонами. Но вблизи шествующего в ночи монстра никто не смел повысить голос.

В темных закоулках мельтешили верткие твари, спешили покинуть свои укрытия. Охваченные небывалым страхом, они не ждали, когда приблизится древнее зло. Хромой не обращал на них внимания. Сопротивление города сломлено, остальное не имеет значения.

Опасался он только огня. И потому сторонился пожаров.

Взвизгнули тетивы. В Хромого, точно в мишень на плацу, вонзились стрелы. Разлетелись в стороны осколки камня, ивовое крошево. Хромой пошатнулся, но лесные воины помогли ему восстановить равновесие. Искаженные мукой уста мертвой головы дохнули гневом.

А затем последовали слова. Тихие и злые, они студили сердца тех, кто был рядом, кто слышал. Завесу ночной мглы пронзили новые стрелы, ударили в Хромого. Одна отсекла ему ухо, еще несколько – убили поддерживавших его дикарей. Но он договорил до конца.

В пятидесяти ярдах вопли пронзили мглу. И были они ужасны. Солдаты, шедшие за хворостяным человеком, не могли сдержать слез. Эти воины переступали через корчащихся, дергающихся, воющих людей, облаченных точно в такие же мундиры, как у них, – через своих товарищей по оружию, которые нашли в себе мужество и остались верны присяге. Кто-то дрогнул и отвел глаза, кто-то прекратил мучения товарища быстрым ударом копья. Кто-то молча поклялся отомстить при первой же возможности.

А Хромой знай продвигался вперед, неудержимый, как стихийное бедствие. Он шествовал по Веслу, оставляя за собой смерть и разрушения, и собирая последователей, и приближаясь к южным воротам, откуда уже давно смылись Лу и его напарник. Хромой простер руку, прошептал тайные слова. Ворота разлетелись в щепки не крупней зубочистки. Монстр прошагал за городскую стену и стал, глядя на темную дорогу.

Там, впереди, следы путались. На запахи, оставленные желанной добычей, накладывались другие, столь же знакомые. Дразнящие – и ненавистные.

– Никуда не денетесь, – шепотом пообещал Хромой. – Всех переловлю и прикончу. – Он принюхался. – И тебя! И проклятую Белую Розу! И того, кто помешал мне в Опале. И освободившего нас волшебника. – Гнилые зубы дрогнули – да, страх был знаком даже ему. – И ее!