Он поспешил сняться с лагеря. Пока возился с вещами, беспрестанно бормотал, проклинал неразлучную ломоту и немочь. И не забывал при этом обшаривать ночную мглу, искал охотника.

Тот появился наверху и медленно проплыл мимо, высматривая добычу.

Пронесло! Пожалуй, теперь есть время.

Старик не ожидал, что ехать в потемках будет так трудно. Вдобавок снова и снова возвращалась летучая тварь, и как ни тщился путник превратиться в одно целое с каменным ландшафтом, она могла его заметить. Лошадь и мул тоже ее чувствовали – и сходили с ума от ужаса.

Продвижение давалось ценой невероятных усилий.

Уже грозил зажечься рассвет, когда старик добрался до острого как нож гребня и увидел по ту сторону, в узкой долине, лагерь.

Он приступил к спуску. Какая же это была пытка! Все тело ныло, казалось, болят даже волосы. Животные совершенно измучились, они едва переставляли ноги.

И вдруг его накрыла огромная тень. Ее передняя кромка ушла далеко вперед, а задняя еще даже не показалась. К лагерю людей, которых искал старик, снижалась тварь тысячефутовой длины.

– Подождите!

Его призыв эхом отразился от окрестных скал.

Из последних сил старик продвигался вперед, ежемгновенно ожидая града стрел со стальными наконечниками или удушающих щупалец летучего кита. Но страхи были напрасны.

Путь ему заступил смуглый, сухощавый мужчина. У него были глаза темные, как обсидиан, и обсидиановой же твердости взгляд. Позади него, где-то невдалеке, раздался голос:

– Да будь я проклят, если это не колдун Боманц! Тот самый, которым будто бы закусил дракон в Курганье!

К югу ползла огненная змея, пожирая замки, города и села. От нее отваливались куски, но она все равно росла. И оставляла за собой только черные пожарища и алые озера крови.

У этой змеи было два смертоносных клыка: Пес Жабодав и Хромой.

Но даже Хромой не был всесилен. И временами у него прояснялся рассудок. После расправы над Розами, ненадолго обретя способность мыслить трезво, Хромой сообразил, что ни он сам, ни его войско долго не протянут, если так и будут продвигаться в бешеном темпе. И действительно, тяжелые условия похода губили больше его солдат, чем вражеское сопротивление.

На несколько дней он стал лагерем возле разрушенного города. Армия восстанавливала силы, пока число солдат, дезертировавших вместе с награбленным добром, не подсказало командующему, что она отдохнула достаточно.

И Хромой повел на Чары пять тысяч бойцов.

Гарнизон Башни подготовился к глухой обороне. Эти люди знали, что за враг приближается к ним, но не падали духом. Хромого называли мятежником, предателем, безумцем, подонком. Находили слова и похуже. Смеялись над опасностью. Госпожа в отъезде, но оставленная в башне челядь ей верна. И не настолько охвачена паникой, чтобы сдаться без боя.

Благодаря чарам при строительстве Башни ее стены обрели алмазную твердость. И вот теперь по этим стенам ползали заколдованные черви, корчащиеся личинки пастельных оттенков зеленого, розового и синего. Куда ни ударит враг магической энергией, личинки тут как тут – и впитают ее без остатка. Оборонявшие крепость колдуны уступали в силе своему противнику, но у них было и преимущество – цитадель, созданная тем, кому уступал противник.

И вот Хромой полностью иссяк. Он только зря потратил магию, оставив на стене Башни даже не шрамы, а всего лишь грязные пятна.

Сверху глумились над ним, дразнили защитники. Но через несколько дней им прискучила потеха. Разозленные настойчивостью Хромого, они принялись метать в него снаряды, да не простые, а зажигательные.

Он отступил за пределы досягаемости. Войско уже не верило его словам, будто Госпожа утратила свою силу. Если бы и впрямь утратила, разве ее войска проявляли бы такое упорство? Должно быть, это правда, что в Чарах ее нет. Но ее наверняка известили, и она может вернуться со дня на день. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: в такой момент лучше находиться подальше от Хромого.

Армия таяла. Исчезали целые роты. С помощью колдовства Хромому наконец-то удалось проломить ворота Башни, но к этому времени у него оставалось только две тысячи бойцов. Без всякого энтузиазма они проникли внутрь и там обнаружили, что пессимизм был оправдан. В Башне поджидали ловушки, и в них большая часть атакующих успела погибнуть, пока наконец через брешь в воротах не протиснулся главнокомандующий.

Но его присутствие никак не повлияло на исход боя.

И вот он вывалился наружу и покатился по земле, силясь погасить глодающее его пламя. Со стен летели камни, угрожая размолоть Хромого в крошево. Он ухитрился отбежать на безопасное расстояние, и очень вовремя: еще немного, и оставшиеся от его войска сотни обратились бы в паническое бегство.

Пес Жабодав в штурме участия не принимал и при унижении напарника не присутствовал. Исторгая грязные ругательства, Хромой двинулся следом за ним.

А защитники Башни прибегли к магии, чтобы их смех еще несколько дней летел вдогонку врагам.

Лежавшие между Чарами и морем города платили дань, причем в двойном размере. Хромой явно перестарался с местью. Ему пришлось шесть дней прождать на развалинах, пока в порт не вошло судно, чей неосторожный капитан пожелал разузнать о катастрофе.

Гнев Хромого питался его отчаянием. Казалось, сами боги судьбы сговорились сорвать замысел монстра. И как бы он ни ярился, как бы ни лез вон из кожи, успех всегда бывал мизерным. Если и удавалось продвинуться, то разве что в глубины безумия – в чем он совершенно не отдавал себе отчета.

В Берилле он встретился с колдовством, почти равным колдовству Чар. Защитники города не пожелали преклонить колени перед Хромым, а оказали свирепое сопротивление.

И бешенство, охватившее полоумного изверга, устрашило даже Пса Жабодава.

Талли сидел на бревне, чесался и смотрел в ту сторону, где росло дерево. Вряд ли он там что-то видел. Должно быть, просто таращился в пустоту, упиваясь жалостью к себе.

– Вот же дерьмо! – пробормотал он. И добавил: – Да пошло оно все.

– Чего?

– Амба, говорю. Все, с меня хватит. Идем домой.

– А как же дорогие бордели, шикарные бабы, породистые кони, кучерявая жизнь до конца наших дней?

– В задницу! Мы облажались! Всю весну здесь проторчали и половину лета, но не добыли ни шиша. До конца моих дней я хочу дожить ханыгой на Северной стороне. Я себя возомнил шибко умным, попытался прыгнуть выше головы, ну да и хватит, хорошего понемножку.

Смедз поглядел в сторону дерева. Там сейчас Тимми Локан кидает сучки. Нелепое это занятие никак ему не надоест. Вчера он рискнул подобраться совсем близко – собирал палки, неудачно брошенные раньше, и сооружал из них насыпь вокруг дерева. Так проще, чем искать валежник. Окрестный лес уже вылизан, что твой парк.