джагах», оказался вовсе не настолько хорош. Да, стоит отдать им должное, играли они неплохо, однако Стоун нутром чуял: дело нечисто.

В сердце кипела злость, сожаление о подделке результатов Дункана.

«Это же я вывел его на дорогу к успеху, – сообразил Стоун. – Я спас его, я открыл ему путь в Белый дом! Неудивительно, что Дункан с позором завалил политическую контрольную. Занят был, репетировал – где уж тут найти время на обыденные банальности, в которых, хочешь не хочешь, всю жизнь приходится разбираться нам, простым смертным! Хорошо, однако ж, живется великим артистам! – с горечью думал он. – Ты исключение, тебе законы не писаны, что хочешь, то и твори! Да, ловко, ловко он меня одурачил…»

Быстрым шагом миновав холл второго этажа, Стоун подошел к кабинету капеллана, позвонил, и дверь распахнулась. Капеллан комплекса, устало морща лоб, сидел за столом, по уши заваленный работой.

– Э-э… отче, – заговорил Стоун, – мне бы исповедаться. Найдется у вас пара минут? Дело срочное… совесть, понимаете, мучает, грехи покоя не дают.

Патрик Дойл потер лоб и кивнул, приглашая его войти.

– Фу-ты ну-ты, не дождик, так ливень! С утра уже десять жильцов приходило – каждому покаятрон подавай… Валяйте, – проворчал он, кивнув в сторону ниши с покаятроном. – Усаживайтесь, подключайтесь. Послушаю вас, пока эти формы четыре-десять, из Бойсе присланные, заполняю.

Кипя от негодования, кое-как справляясь с дрожью рук, Стоун прилепил к вискам электроды покаятрона, взял микрофон и принялся исповедоваться. Стоило ему раскрыть рот, катушки с пленкой на лицевой панели аппарата пришли в движение.

– Подстегиваемый ложным состраданием, – заговорил он, – я нарушил устав комплекса. Однако тревожит меня не столько само нарушение, сколько лежащие в его основе мотивы: поступок мой продиктован всего-навсего напрасной симпатией к соседям. Этот субъект, мистер Дункан, живущий в соседней квартире, из рук вон плохо справился с последней контрольной работой по релполу, а я, предвидя его выдворение из стен «Авраама Линкольна», подсознательно представил на его месте себя. Примерил роль неудачника – потерпевшего жизненный крах, изгнанного из комплекса – на себя самого и потому подделал результаты его работы, довел счет до приемлемой суммы баллов. Очевидно, мистеру Дункану необходимо заново выполнить контрольную работу по релполу, а результаты той, которую проверял я, аннулировать.

Умолкнув, он устремил взгляд на капеллана, однако тот не повел даже ухом.

«Ну, ничего. Теперь-то с Иэном Дугласом и его классическим джагом разберутся как следует», – мысленно успокоил себя Стоун.

Тем временем проанализировавший его исповедь покаятрон выплюнул в лоток перфокарту. Устало поднявшись на ноги, Дойл подхватил ее, внимательно изучил результаты и перевел взгляд на Стоуна.

– Мистер Стоун, – объявил он, – здесь сказано, что ваша исповедь не является таковой. Иными словами, вы не были до конца откровенны. Выкладывайте начистоту, что у вас на уме? Останьтесь на месте и исповедуйтесь заново: вы недостаточно углубились в суть дела, не дотянулись до подлинного материала. Мой вам совет: начните с признания, что ограничились недомолвками намеренно. Целенаправленно.

– Ничего подобного, – возразил Стоун, однако прозвучало это не слишком-то убедительно даже для него самого. – Давайте побеседуем неофициально. Да, я действительно подтасовал результаты контрольной работы Иэна Дункана. Возможно, мотивы, подтолкнувшие меня к нарушению…

– Разве вы не завидуете Дункану? – оборвал его Дойл. – Его успеху на вчерашнем концерте, приглашению в Белый дом?

В кабинете воцарилась мертвая тишина.

– Может, и так, – помолчав, согласился Стоун. – Но это не отменяет того факта, что Иэну Дункану по всей справедливости здесь не место: он подлежит выселению вне зависимости от моих побуждений. Загляните в Свод законов о коммунальных многоквартирных жилых комплексах. Я знаю, там есть статья насчет подобных случаев.

– Однако вы, – твердо ответил капеллан, – не выйдете из кабинета, пока не покаетесь по всей форме: аппарат в любом случае следует удовлетворить. Попытка добиться выселения соседа ради реализации собственных эмоциональных потребностей – дело, знаете ли, серьезное. Покайтесь в этом, а после мы, вероятно, сможем поговорить и о статьях Свода законов, относящихся к Дугласу.

Стоун испустил страдальческий стон и вновь прилепил к вискам электроды.

– Ладно, – сквозь зубы процедил он, – я ненавижу Иэна Дункана за то, что у него есть творческий дар, а у меня нет. Готов предстать перед судом двенадцати присяжных из соседей – пусть решают, какого наказания достоин мой грех, однако требую, чтобы Дункана обязали выполнить проверочную работу по релполу! От этого я не отступлюсь: он не имеет права жить среди нас. Ни морального, ни законного.

– Что ж, на этот раз вы, по крайней мере, честны, – хмыкнул Дойл.

– Сказать откровенно, – заметил Стоун, – вчера я слушал их музыку с удовольствием. Играли они неплохо, но интересы жильцов комплекса превыше всего.

Казалось, выплюнув новую перфокарту, покаятрон издевательски фыркнул… но, вероятнее всего, это было лишь причудами воображения.

– О-о, да вы только увязли глубже прежнего, – объявил Дойл, скользнув взглядом по перфокарте и протянув ее Стоуну. – Взгляните-ка: ваш разум – буйная мешанина путаных, противоречивых мотивов. Когда вы в последний раз исповедовались?

– Кажется, в августе прошлого года, – покраснев, пробормотал Стоун. – Капелланом тогда был Пепе Джонс.

– Да-а, поработать с вами придется немало, – со вздохом протянул Дойл и, закурив, устало откинулся на спинку кресла.

Программу выступления в Белом доме после долгих, ожесточенных споров решили открыть чаконой из «Партиты ре минор» Баха. Элу она всегда нравилась, несмотря на трудности в исполнении – чего стоили одни только двойные ноты![18] Иэна одна мысль о чаконе повергала в дрожь. Теперь, задним числом, он от души сожалел, что не настоял на куда более простой «Пятой сюите для виолончели соло», но было поздно: Эл уже отослал всю информацию в Белый дом, секретарю отдела «АР» – артистов и репертуара – Гарольду Слезаку.

– Да не трясись ты так, – сказал ему Эл, – у тебя вторая партия. Ты ведь не против вторым номером мне подыграть?

– Не против, – заверил его Иэн.

Наоборот, этому он был искренне рад: Элу досталась часть куда более сложная.

По тротуару за границей торговой площадки «Лоханки Люка-Лунатика» № 3 плавно скользил, высматривая возможных покупателей, ползал из стороны в сторону папула, однако в такую рань, около десяти утра, ни единой достойной охомутания жертвы ему еще не подвернулось. В тот день площадка приземлилась в холмистой части Окленда, штат Калифорния, среди извилистых, окаймленных деревьями улиц лучшего жилого квартала. Напротив площадки, в некотором отдалении, высился «Джо Луис», причудливого вида, но тем не менее впечатляющий коммунальный жилой комплекс на тысячу квартир, населенный в основном обеспеченными неграми. В лучах восходящего солнца здание выглядело особенно ухоженным и опрятным. У парадного подъезда, преграждая вход всем посторонним, прохаживался охранник с