Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребята толпились на выходе, обмениваясь первыми впечатлениями. Он присоединился к Идану, молчаливо сидевшему в сторонке. Подошла молоденькая офицерша и все потянулись за ней к большим палаткам. Давид занял койку рядом с приятелем, сунул под неё вещмешок и с наслаждением растянулся на ней.
На другой день после завтрака начались занятия по ознакомлению с личным оружием, которым на всё время тиранута[29] должна была стать американская винтовка М-16.
Занимались сборкой и разборкой на время, заполнением рожков патронами, правилами ношения.
— Вы должны привыкнуть к оружию, как будто оно часть вашего организма, — объясняла солдатка-инструктор. — Носить винтовку положено только спереди, а не за спиной, чтобы вы могли скорее воспользоваться ею при необходимости. Её нельзя доверять никому. Без неё нельзя ступить двух шагов за пределы палатки, с ней спят, ходят в столовую, в туалет, в увольнение, принимают душ. Всем понятно?
В классе раздались возгласы одобрения.
— Тогда пойдём на оружейный склад получать оружие.
Перед сном Давид позвонил маме.
— Как дела, сынок?
— Всё хорошо. Набираем обороты. Расслабиться не дают. Бесконечные занятия, тренировки, кроссы. На завтра назначены стрельбы.
— Ты не голодный?
— Мама, здесь кормят, как на убой.
— Юваль тебе привет передал. Он уже спит.
— Ему и Дану тоже от меня пламенный.
— Целую тебя.
— Я тоже. Пока.
Давид набрал номер Михаль.
— Шалом, любимый.
— Привет, дорогая. Тебя куда завезли?
— В Иудейскую пустыню. Тут недалеко от Мёртвого моря.
— А нас в Негев. Но по ночам здесь не жарко. Приходится укрываться одеялом.
— Что ты уже умеешь?
— Много по сравнению с тем, что было раньше. Но практически ничего из того, что нам предстоит. Четыре месяца учений, представляешь?
— Ну, нас тут дольше двух месяцев держать не будут.
— И хорошо.
— А потом в разведывательное управление.
— Вау, так ты у меня разведчица.
— Только буду.
— Да куда ты денешься.
— От тебя никуда, Давид. Целую тебя.
— И я тебя. Пока.
Вскоре он потерял счёт дням. Физические нагрузки настолько возросли, что тридцатикилограммовый рюкзак уже не казался ему тяжёлым, и Давид легко взваливал его к себе на спину. Он поправился и возмужал, и тело его приобрело силу и стройность.
Ночные марш-броски становились всё длиннее и от пяти километров выросли до сорока. От роты требовалось с полной выкладкой преодолеть путь за определённое время. Приходилось идти быстро, почти бежать, а выбившихся из сил тащить под руки или на носилках, не снижая темпа. Двигались по пересечённой местности, поэтому случались травмы и вывихи. Таких клали на носилки, которых на роту давали четыре, а если всё было благополучно, на них несли бочонки с водой. Однажды Идан подвернул ногу, и Давид километров десять почти нёс его на себе. Военный врач потом за один день вернул его в строй и выписал таблетки — нога у него ещё болела.
Раза два в месяц его с Иданом по выходным дням отпускали домой. Лагерные попутчики на джипах и легковушках подбрасывали их в Беэр-Шеву на автовокзал, оттуда они с вещмешками и винтовками добирались до Иерусалима. Здесь они садились на автобус, Идан ехал через весь город до Оры, а Давид прощался с ним и сходил на бульваре Герцля возле здания Яд Сара. Он проходил мимо школы, в которой проучился двенадцать лет и через минут десять оказывался у входной двери. Дома к обеду собирались все. Дан работал у себя в кабинете, мама в спальне, забравшись с ногами на постель, писала свою статью, а Юваль в детской собирал из конструктора машину и строил ей гараж. Мама, услышав дверной звонок, соскочила с кровати и побежала открывать. А когда он зашёл, поднялась на цыпочки, чтобы обнять и поцеловать его в щёку.
— Какой ты стал мужик, просто красавец! — восхищённо сказала Мира. — Теперь я уверена, все должны пройти армию.
— Точно, мамочка, мальчики мужают, а девочки замужествуют.
— Хороший каламбур, с мозгами у тебя всё в порядке. Ну что, обедаем?
Дан, уже стоявший посреди салона, пожал ему. Выкатил из гаража свой автомобиль Юваль и подбежал к брату.
— Ты мне поможешь с грузовиком?
— Конечно. Только вначале поедим.
— Ладно.
Мальчик побежал в ванную мыть руки, а Давид зашёл в свою комнату и бросил в угол полупустой мешок и автоматическую винтовку.
— У нас сегодня борщ и индюшачьи котлеты с пловом.
— Нормально, мама.
— Там вас хорошо кормят?
— Ещё бы. Как бы мы без этого такие расстояния преодолевали с полной выкладкой и с оружием?
— Как к тебе относятся командиры?
— Строго, но никакой муштры. И честь им не нужно отдавать.
— «Слуга царю, отец солдатам», — процитировала Мира.
— Да, что-то в этом духе. Но нагрузки колоссальные. И они всё делают вместе с нами. Я понял, что для них самое важное в жизни солдат, чтобы были сыты, хорошо высыпались, пили достаточно воды и звонили домой.
Простейшие принципы, но не в бровь, а в глаз.
— Мудро и достойно, — произнёс Дан. — Ты знаешь, когда я служил, командиры тоже нас лелеяли. Я рад, что ничего не изменилось к худшему.
— Техника стала сложней. Поэтому требуется больше времени для её освоения.
После обеда он помог собрать Ювалю грузовик и, переодевшись в гражданскую одежду и накинув кожаную куртку, вышел из дома. Он сразу же позвонил Михаль. Она ответила.
— Выходи, я буду ждать тебя у калитки.
— Подожди меня минут пятнадцать.
— Ладно.
Она появилась, сияющая юностью. Он предложил поехать в Синематеку, где шёл хороший американский фильм с Томом Крузом. На обратном пути поймали такси.
— Давид, я очень скучаю. Говорила с Сарит. Её родители приглашены на день рождения, а она сама пойдёт к другу.
— Она славная подруга. Я, пожалуй, соглашусь с её предложением.
Сарит жила на соседней улице. Когда они подошли к её дому, Михаль позвонила ей. Подруга вышла к ним и с, любопытством взглянув на Давида, сунула Михаль ключи от квартиры.
— Часа два с половиной вам хватит? Родители могут нагрянуть, — услышал Давид шёпот подруги.
В ответ Михаль улыбнулась и сделала знак рукой. В квартире Сарит она ориентировалась очень уверенно. Поставила на стол бутылки сухого красного вина и сухой шоколадный торт, быстро нашла диск и включила стереосистему. Потом подошла к Давиду, и они стали двигаться в такт заполнившей комнату мелодии.
— В твоём лагере есть красивые девушки?
— Да, даже офицерши. Одна очень симпатичная.
— Они тебе нравятся?
— Да, есть хорошенькие. Но это вопрос эстетики, а я люблю другую девушку.