спустился с крыльца, заворачивая в сторону огорода, и взял прислоненную к плетню тяпку.

- Тенька, - позвал лорд Химринга и почувствовал, как голос едва не дрогнул.

Мальчик обернулся, только теперь замечая незваного гостя, и разинул рот:

- Ядри ж ты вошь крокозяброву ногу! Воробушек!

- Где? – опешил Майтимо.

Тенька кинул тяпку, схватил все с того же плетня длинные изогнутые вилы и с криком «Ага, попался!» бросился на эльфа. Вилы были ржавые, кривые и тонкие, то есть, совершенно не приспособленные для ведения боя. Но, зная колдуна, одному Эру известно, как поведет себя с ними мифриловая кольчуга. Майтимо спешно отшатнулся обратно в крапиву, и вилы мазнули мимо.

- Ты что, Тенька, взбесился?! Или я у вас тоже умудрился какой-нибудь Дориат разгромить?

- Ишь, вор-робушки, все разнюхали! – возмутился Тенька, взмахивая вилами во второй раз. – Даже как меня зовут!

- Да какие еще воробушки? – крапивные заросли кончились, и лопатки уткнулись в плетень. Отступать стало некуда.

- Знамо, какие! Вы, сильфота поганая! – Тенька тряхнул головой, одновременно сбивая с глаз вихрастую челку, а со щеки крапивный лист. – У, зенки-то выпелил!

Майтимо отметил, что если прежде в речи друга лишь иногда проскальзывали простонародные словечки, то теперь она из них состояла.

- Так ты меня за сильфа принял?!

- Ясен пень! – вилы сурово уперлись в грудь незваного гостя. – А ну, сдавайся!

Кольчуга вполне выдерживала.

- И что ты мне сделаешь? – полюбопытствовал Майтимо.

- Свяжу тебя покрепче и старосте снесу, - заявил грозный вояка с раскрасневшимися, еще не знавшими бритвы щеками. – Староста нонеча в город поедет, а там и до Фирондо недалеко. Ужо они тебе по-столичному накостыляют!

Даже взрослый Тенька был Майтимо по плечо, а сейчас макушка мальчика едва доходила лорду до груди. Майтимо представил, как эта козявка будет его «нести» до старосты, и усмехнулся.

- Чего, думаешь, не дотащу? – набычился Тенька, и вилы сильнее уперлись в кольчугу. Самый тонкий зубец даже как-то проскользнул между звеньями и кольнул кожу. Видимо, лучшие нолдорские мастера не учитывали особенности строения ржавых принамкских вил.

- Не думаю, а знаю, - поправил Майтимо. – Выходит, ты меня не помнишь.

- Чего я всяких воробушков помнить буду? У нас не Орден какой-нибудь, вашей породы отродясь не водилось!

- Ну а если я не воробушек, то есть, не сильф?

- А кто? Соседская теща с базару?

- Я твой друг, - сказал Майтимо, вглядываясь ему в глаза, надо сказать, тоже более темные, чем он знал. – Из иного мира.

Тенька прищурился – знакомо-знакомо – и чуть склонил голову набок.

- Вроде и не врешь. А чего ухи как лопухи? О, а давай тебя с крыши сбросим! Полетишь – значит, сильф, надо к старосте тащить.

- А если разобьюсь?

- Ну, - Тенька почесал в затылке. – Я, это, извиниться могу.

- Нет уж, спасибо, - совсем развеселился Майтимо. – С переломанными ногами это мне не поможет. Ты почти не изменился, Тенька. И по глазам читаешь, и тяга к идиотским экспериментам никуда не делась. И любопытство.

- А чего сразу мое любопытство?

- Чем же, кроме любопытства, можно объяснить тот факт, что ты до сих пор разговариваешь со мной?

Тенька задумчиво наморщил нос.

- Откуда ты столько про меня знаешь?

- Говорю же: я твой друг.

- А чего я тебя не знаю ни крокозябры, «друг»?

Видя, что разговор становится мирным, Майтимо решительным жестом отвел от себя вилы.

- Кроме друзей у тебя есть очень могущественные враги. Они что-то сделали с тобой, и ты забыл, кем являешься.

Тенька оперся на отвергнутые вилы и почесал в затылке. Жест тоже был до боли знакомым.

- А кем я… ну, того?

- Ты волшебник, Тенька! – с чувством объявил Майтимо. - То есть, колдун. Лучший из всех, кого я знаю!

Но новость должного эффекта не произвела.

- Ну, колдун, - пожал плечами тот. – Кой-чего умею. Терпеть не могу это занятие!

- Как – не можешь? – ахнул Майтимо. – Колдовство?! Это же дело всей твоей жизни!

- Да упасите высшие силы! – с не меньшим усердием открестился Тенька. – Скукотища, видеть не могу эти векторы с палочками! То ли дело ремесло землемера…

- Постой, - Майтимо принялся выбираться из крапивы, и Тенька отступил на капустную грядку, все еще держа вилы настороже. – Сколько тебе лет?

- Шестнадцать! – с вызовом ответил мальчик. Было видно, что он жутко стесняется выглядеть младше своего возраста. В его взгляде, устремленном на гостя, постепенно начинало появляться детское восхищение: вон, какой воин здоровенный, плечищи в два раза шире его собственных!..

«О, Эру, - подумал Майтимо. – Искал друга, а получил очередного воспитанника на шею. Только этого мне не хватало для полного счастья. Ну, Моринготто, я до тебя еще доберусь!»

- Шестнадцать – и до сих пор не любишь колдовать? Ты мне сам рассказывал, как в тринадцать лет разбирал вещи отца, нашел его рукописи о колдовской науке и с тех пор полюбил ею заниматься.

- Ничего я не находил, - Тенька шмыгнул носом, отгоняя назойливую муху. – Пожар у нас был, и все сгорело. Дрянь какая-то на чердаке вспыхнула, сами с сестрой еле ноги унесли.

- Так вот, что за красная ниточка… - догадался лорд Химринга.

Одна маленькая искорка в кипе старых бумаг на безвестном чердаке – и множество миров лишилось изобретателя зеркал и сковородок, который так и продолжает ненавидеть все, что связано с призванием его жизни, и мечтает о стезе землемера.

Загорелый – значит, много времени проводит здесь, на огороде, а не в лаборатории. Просто человек, вполне довольный своей жизнью, которого больше не тянет в неизведанное, а если это неизведанное само является к нему в лице рыжего нолдо, он готов отбиваться вилами.

Сколько на самом деле сейчас в этом мальчике того Теньки, которого Майтимо знал?

И не напрасно ли так рвался к нему через все миры?

Неужели Моринготто на этот раз победил? Не армиями, не каленым железом, а крошечной искоркой, в нужный момент вспыхнувшей на чужом чердаке?..

- Так не должно было случиться, – проговорил Майтимо, сглатывая комок в горле. - Это все козни Врага! Послушай, - вдруг вспомнил он, – сколько у меня рук?

Тенька уставился на протянутые для обозрения ладони, и его