раввинам светский доход. Еврейские врачи, прошедшие обучение в Еврейской академии в Монпелье, способствовали развитию знаменитой медицинской школы Монпелье. Назначение еврея регентом факультета в 1300 году навлекло на его народ гнев медицинских властей Парижского университета; школа Монпелье была вынуждена закрыть свои двери для евреев (1301), а еврейские врачи города участвовали в изгнании евреев из Франции в 1306 году. К этому времени, однако, христианская медицина была революционизирована примером и влиянием евреев и мусульман. Семитские врачи уже давно оставили в прошлом теорию болезни как "одержимости" демонами, а успех их рациональной диагностики и терапии ослабил веру людей в действенность реликвий и других сверхъестественных средств лечения.

Монахи и светское духовенство, в чьих аббатствах и церквях хранились реликвии и собирались паломники, с трудом приняли эту революцию. Церковь осуждала близкий прием еврейских врачей в христианских домах; она подозревала, что в этих людях больше физики, чем веры, и боялась их влияния на больные умы. В 1246 году Безиерский собор запретил христианам нанимать врачей-евреев, а в 1267 году Венский собор запретил врачам-евреям лечить христиан. Подобные запреты не помешали некоторым выдающимся христианам воспользоваться еврейским врачебным искусством; папа Бонифаций VIII, страдавший от глазного недуга, вызвал Исаака бен Мордекая;24 Раймон Люлли жаловался, что в каждом монастыре есть еврейский врач; папский легат был потрясен, обнаружив, что такова же судьба многих женских монастырей; а христианские короли Испании пользовались еврейской медицинской помощью вплоть до правления Фердинанда и Изабеллы. Шешет Бенвенист из Барселоны, врач короля Якова I Арагонского (1213-76), написал главный гинекологический трактат своего времени. Евреи утратили свое превосходство в медицинской практике христианства только после того, как в тринадцатом веке христианские университеты приняли рациональную медицину.

Будучи столь мобильным и рассеянным народом, евреи внесли небольшой вклад в географическую науку. Тем не менее выдающимися путешественниками двенадцатого века были два еврея - Петахия из Ратисбона и Беньямин из Туделы, которые написали ценные повествования на иврите о своих поездках по Европе и Ближнему Востоку. Беньямин покинул Сарагоссу в 1160 году, не спеша посетил Барселону, Марсель, Геную, Пизу, Рим, Салерно, Бриндизи, Отранто, Корфу, Константинополь, Эгейские острова, Ан-тиох, все важные города Палестины, а также Баальбек, Дамаск, Багдад и Персию. Он вернулся на корабле через Индийский океан и Красное море в Египет, Сицилию и Италию, а затем по суше в Испанию; он добрался до дома в 1173 году и вскоре после этого умер. Основной его интерес был связан с еврейскими общинами, но он с достаточной точностью и объективностью описал географические и этнические особенности каждой страны на своем пути. Его рассказ менее увлекателен, но, вероятно, более достоверен, чем сообщения Марко Поло, сделанные столетием позже. Книга была переведена почти на все европейские языки и до нашего времени оставалась любимой у евреев.25

IV. СТАНОВЛЕНИЕ ЕВРЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ

Жизнь разума складывается из двух сил: необходимости верить, чтобы жить, и необходимости рассуждать, чтобы продвигаться вперед. В эпоху нищеты и хаоса воля к вере имеет первостепенное значение, ибо мужество - единственная необходимая вещь; в эпоху богатства интеллектуальные способности выходят на первый план, поскольку они предлагают предпочтение и прогресс; поэтому цивилизация, переходящая от нищеты к богатству, склонна развивать борьбу между разумом и верой, "войну науки с теологией". В этом конфликте философия, стремящаяся видеть жизнь целостной, обычно ищет примирения противоположностей, мира-посредника, в результате чего она вызывает презрение со стороны науки и подозрение со стороны теологии. В эпоху веры, когда трудности делают жизнь невыносимой без надежды, философия склоняется к религии, использует разум для защиты веры и становится замаскированной теологией. Среди трех вероисповеданий, разделивших белую цивилизацию в Средние века, это в наименьшей степени относится к исламу, обладавшему наибольшим богатством, в большей - к христианству, обладавшему меньшим, в наименьшей - к иудаизму, обладавшему наименьшим. Иудейская философия отступила от веры главным образом в процветающем еврействе мусульманской Испании.

Средневековая еврейская философия имела два источника: Еврейская религия и мусульманская мысль. Большинство еврейских мыслителей представляли себе религию и философию как схожие по содержанию и результату, различающиеся лишь по методу и форме: то, чему религия учила как богооткровенной догме, философия должна была учить как рационально доказанной истине. И большинство еврейских мыслителей от Саадии до Маймонида делали эти попытки в мусульманской среде, черпали свои знания о греческой философии из арабских переводов и мусульманских комментариев и писали по-арабски как для мусульман, так и для евреев. Как Ашари обратил против мутазилитов оружие разума и спас ортодоксальность ислама, так и Саадия, уехавший из Египта в Вавилонию в тот самый год (915), когда Ашари обратился в скептицизм, спас еврейское богословие своей полемичностью и мастерством; причем Саадия следовал не только методам мусульманских мутакаллимунов, но даже деталям их аргументов.26

Победа Саадии произвела в восточном иудаизме тот же эффект, что и победа аль-Газали в восточном исламе: в сочетании с политическим беспорядком и экономическим упадком она привела к угасанию еврейской философии на Востоке. Остальная часть истории относится к Африке и Испании. В Каирване Исаак Израильский нашел время для написания нескольких влиятельных философских работ. Его "Эссе об определениях" дало несколько терминов схоластической логике; его трактат "Об элементах" ввел в еврейскую мысль "Физику" Аристотеля; его "Книга о душе и духе" заменила историю сотворения Бытия неоплатонистской схемой прогрессивных эманаций ("великолепия") от Бога к материальному миру; здесь был один из источников Кабалы.

Ибн Габироль имел большее влияние как философ, чем как поэт. Одним из jeux d'esprit истории является то, что схоласты с уважением цитировали его как Авицеброна, считая его мусульманином или христианином; только в 1846 году Саломон Мунк обнаружил, что Ибн Габироль и Авицеброн были одним целым.27 Недоразумение было почти подготовлено попыткой Габироля написать философию в терминах, полностью независимых от иудаизма. В его антологии пословиц "Выбор жемчуга" почти все цитаты взяты из нееврейских источников, хотя древнееврейский фольклор особенно богат остроумными и язвительными апофегмами. Одна из жемчужин вполне конфуцианская: "Как отомстить врагу? Увеличивая свои хорошие качества".28 Это практически краткое изложение трактата "Об улучшении нравственных качеств", который Габироль, похоже, написал в двадцать четыре года, когда заниматься философией не подобает. С помощью искусственного схематизма молодой поэт вывел все добродетели и пороки из пяти чувств, что привело к банальным результатам; но книга отличалась тем, что в эпоху веры пыталась создать моральный кодекс, не подкрепленный религиозной верой.29

С такой же смелостью шеф-повар Габироля - Мекор Хаим - воздерживается от цитирования Библии, Талмуда или Корана. Именно этот необычный сверхрационализм сделал книгу столь оскорбительной для раввинов и, когда она была