Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соломенная Благуша, не желая отдавать свою воспитанницу ягам, втихаря переделала одного из каменных привратников в неяг-птицу. Дескать, увидит ее вербовщица, сочтет ответом и уберется восвояси. Сработать это, само собой, не могло, к тому же Мирава, вопреки куколкиным уговорам, не стала ждать в горнице, а поставила стол на лугу. И ладно бы, только отшельница подозревала, что к башне загодя наведались вороны-разведчицы, заметили каменную врагиню и донесли о том хозяйке. Гончую это ожидаемо не остановило, но начавшиеся переговоры сорвали сперва нагрянувший китежанин, а потом и настоящая неяг-птица, в случайность появления которой поверить было трудно. Сам Алеша в эдакое совпадение уж точно не поверил бы, вербовщица же запросто могла решить, что Мирава задумала и договор разорвать, и задаток не возвращать.
Уверенности в том, что без избы и даже без ступы она совладает сразу с волшебницей и Охотником, у Гончей не было. Вот она и спровадила их якобы за ступой, сама же то ли подмогу вызвала, то ли взялась за колдовство, которое требует времени и полной сосредоточенности…
«Грозой пахнет, – прервавший хозяйские размышления Буланко был явно встревожен. – Но грозы нет. Небо ясное».
– Буланыш грозу унюхал, – не стал скрывать от спутницы Алеша. – Это что-то значит?
В ответ Мирава лишь головой покачала, словно боясь спугнуть тишину. Расступились рыжие боярышниковые ветки, легкими волнами пошла сухая трава. Дивоконь, не дожидаясь приказа, двинул медленной напряженной рысью в сторону башни. Сперва Алеша не замечал ничего необычного, потом почувствовал тревожный свежий запах, только трава оставалась сухой, а в вышине не проплывало ни облачка.
– Я поняла, что это, – внезапно подала голос Мирава. – Вам надо бежать.
– Еще чего!
– Иначе будет хуже. Всем.
– А так только тебе?
Коня Алеша не останавливал, Буланко замер на месте сам.
– Может, и не будет, но ягой мне не бывать, это точно.
«Мы не уйдем? Правда ведь? Не уйдем?»
– Если бежать, то всем, – ответил сразу и коню, и волшебнице Алеша. – И драться, если драться, тоже всем. Это Гончая натворила? Она что-то задумала? Что?
– Одно из двух. Либо меня убить, либо отпустить на все четыре стороны, может оказаться и так, и эдак.
– Ага. Это как Первозверя на ярмарке встретить: либо встретишь, либо нет. Вот и проверим.
«Надо бить первыми».
– Хорошо, – Мирава больше не спорила, поняла, видать, что бесполезно. – Дай мне осколок ступы. Как из лесу выедем, нас видно станет, так что разделимся. Я пойду лугом, а вы в обход отправляйтесь, вокруг башни. Дорогу знаете. Первым не начинай, слышишь? Если все так, как я думаю, то сразу по двум целям Гончей не ударить. В разговор не встревай, а бой будет, тебе решать. Мы с Благушей продержимся, пусть и немного.
– За себя я решу, а тебе-то как подсобить сподручней?
– Неяг-птицу выпусти, а дальше как получится.
– Лады, – иногда возражать и расспрашивать глупо, и китежанин не возражал и не расспрашивал. – Зайдем из-за сосен, как прошлый раз. Жаль, ковер свалился, уж больно висел хорошо.
«Нам удастся! Удастся!»
– Только помни, пусть сама волшба тебя и не берет, волшбой можно и валун бросить, и огонь запалить.
«Не успеет. Не попадет. Промахнется».
– Я помню, – не стал вдаваться в подробности богатырь. – Удачи тебе, Мирава.
Отшельница уходила не быстро и не медленно, ровно выбиралась в лес грибов набрать и набрала, да малость подустала. Алеша смотрел девушке вслед, пока она не скрылась за золотисто-рыжим лесным выступом. Разумеется, не обернувшись.
«Ну и норов!» – пробормотал китежанин, для спокойствия проверяя Звездный клинок. К бою он был готов, как, впрочем, и всегда.
– Давай, – шепотом велел богатырь, и дивоконь, сорвавшись с места, по широкой дуге помчался к башне. Так было дольше, и намного, но обогнать Мираву и затаиться за соснами они успевали.
* * *
В том, что Гончая их спровадила, чтобы прибрать к рукам жар-череп, Веселина почти не сомневалась: грозой ни с того ни с сего не запахнет. Оставалось дивиться собственной наивности. Хотя это потом, сейчас надо и самой не сгинуть, и Охотника с конем не загубить.
Сестры-яги любят сравнивать себя с пчелами, что собирают мед в единый улей, но и у пчел есть матка. Всего отшельница, само собой, не знала и знать не могла, но что воительницы, когда речь не заходит о чем-то для них главном, рады перейти друг дружке дорожку, подозревала. Талисман, доставшийся Веселине, когда она была еще зеленой девчонкой, для воительницы – что меч-кладенец для обычного воина. Заполучишь такой – сразу среди главных окажешься. Другое дело, что вербовщица вроде бы относит все, изъятое у несостоявшейся сестры, в общий котел и утаить ничего не вправе, как и взять лишнего.
Если Гончая честна со своими товарками, она произнесет положенные при расторжении сделки слова, заберет залог и уберется. Как она это проделает, оставшись без ступы, Веселина не представляла, но ягам подвластно многое. Может, они, расписывая свое могущество, и привирали, но вряд ли слишком, то ли дело солгать, что сестра сестру, даже будущую, нипочем не обманет. Дескать, невозможно это, а почему, потом объясним, когда одной из нас станешь.
Почему она проглотила эту байку, Веселина сама не понимала. Видать, сперва слишком тошно было, а потом, когда Алеша вернулся, слишком радостно, вот и сглупила. Побежала за добрым молодцем, ни о чем не думая, зато Гончая не растерялась, сообразила, что ей само в руки падает. Если так, у вербовщицы один выход – убить хозяйку талисмана, объяснив убийство попыткой бегства с задатком, а краденый жар-череп до поры до времени припрятать. Разбитая ступа и неяг-птица убедят сестер в ее правдивости, а лет через тридцать все забудется…
– Лучше б ты Охотника вперед себя пустила, – буркнула в своем кошеле Благуша. – Чего своей головой прежде времени-то рисковать?
– Я знаю, что делаю, – отрезала отшельница и почти сама себе поверила. – Нам с тобой главное – первый удар сдержать.
Замыслив кражу с убийством, яга какую-никакую чародейку близко к себе не подпустит, будет бить издалека. Ступы у нее больше нет, остается пустить в ход жар-череп, который, судя по грозовому запаху, ей уже опробован, но прикрыться от огневого взора, умеючи, можно.
Долго им с Благушей,