– Все там же, под сосенками. Ты леших с лешачихами прежде видала?

– Н-нет, – вот уж не было печали! – Им-то здесь что нужно?

– Пусть сами объяснят, но со злом средь бела дня да еще во всей красе лесожилы не ходят.

– Тебе не сказали разве?

– Сказали, только за глаза не считается. Ты, главное, не упади и рот не раскрой, глупо получится. Хотя после яг тебя вряд ли чем-то проймешь.

– Не после яг, а после тебя! Лешачиха, она какая?

– Да всё как водится. Была кикимора, а как замуж выскочила, раздобрела да подобрела. Теперь всех, кто под руку подвернулся, осчастливить рвется.

– Про меня за спиной тоже гадости говорить станешь?

– Тоже стану. Правду. Лешие на кикиморах женятся, только леших меньше, вот незамужние кикиморы с горя и пакостят. Или не с горя, некоторые это дело, в смысле пакости, любят. Ты, главное, самого Пущеслава не испугайся. Он, чтоб ты знала, сразу и на медведя, и на сохатого похож, да еще и с дубиной.

Лишним предупреждение не оказалось, однако не охнуть при виде вольготно расположившихся на траве под березой гостей волшебнице удалось. Веселина с легкой оторопью разглядывала ветвистые рога, сивую полумедвежью-получеловечью морду, тяжелый медвежий плащ, ожерелье из клювастых птичьих черепов…

Леший был громадиной, а вот лешачиха оказалась кругленькой, курносенькой, быстроглазой, обряженной в многослойные красно-желтые одежки и моховую безрукавку цвета болотной травы.

– Ой, здрасьте, – живо затараторила она, – наконец-то резвы ноженьки до соседушки дошли-добежали! Как живешь-поживаешь, чего к нам носу не кажешь? Ты молодешенька, тебе бы первой и почтить, ну да ладно, умные не чванятся, это глупые дурью маются! Рядом нам жить, одну водицу пить, одни ягодки собирать, пора в глазоньки друг другу взглянуть, медку хлебнуть, попеть-поплясать, гостинцами обменяться…

– Уймись, Моховна, – пробасил, поднимаясь, леший, и Веселина поняла, почему он уселся наземь, точно какой-то степняк: такой туши ни одна лавка не выдержит. – Ну, здравствуй, соседка. Ждали мы тебя, ждали, да после сегодняшнего решили все ж наведаться. Дело у нас к тебе, вот он знает.

– Так не сказал он мне ничего. За глаза, говорит, не считается.

Стоявшая рядом легковесная лешачиха не доходила мужу и до пояса, но это обвешанную монистами болтушку ничуть не смущало.

– Это от вежества, – встряла она. – За спинушками языками сплетники-склочники чешут, норов тешат, а он…

– Моховна! – великан чуток повысил голос, и словно в ответ наверху зашелестели ветви сосен. – Ну что, Охотник, теперь хоть скажешь?

– Теперь скажу, – китежанин учтиво поклонился гостям, и леший утопил в седой с прозеленью бородище довольную улыбку. – Хозяин Сивого леса батюшка Пущеслав Староёлович и супруга его любимая Купава Моховна тебя, Мирава, приглашают на праздник осенний. Лето проводить, зиму приветить. Редкая честь тебе оказана.

– Вам обоим, – поправил Пущеслав, – и по праву. Яги на угодья наши давно глаз положили, боялся я, что корни здесь пустят. А где яги, там и разорение ползучее. Доят они землю-матушку, от чего окрест душно становится, не можем мы, лесожилы, рядом с ихним подлым племенем жить-поживать, неуютно нам от чужести их.

– С чего ж ты мне раньше не объяснил? – только и смогла сказать Веселина. – Кабы я прежде знала…

– Что было, то сплыло, – блеснул ясно-зелеными глазками леший. – Обошлось, и ладно! Надо то, что грядет, привечать, а коли нужда выйдет, так и подправлять… Моховна, опять ты не доглядела!..

Светлый, чуть окутанный пылью шар выкатился из-за сосен так стремительно, что Веселина вздрогнула; следом, чудом не столкнувшись, выскочило еще два, но испугаться чародейка не успела.

– Лесавки это, – быстро шепнул ей в ухо китежанин, – детки лешачьи. На ежей похожи, да не ежи.

Первый шар налетел на отцовскую ножищу, отскочил от копыта и впрямь развернулся в большого ушастого ежа с длинными белыми иголками, на которых красовались розовые коробочки бересклета. Еж привстал на задние лапки, дернул курносым розовым носиком и вцепился в лешачихин подол. Как ни странно, они были похожи, только щеки Моховны были гладкими, будто яблочки, и щеголяла она в почти человечьих одежках, а лесавка довольствовалась иголками да шерсткой.

– Матушка-любимушка, – запищала она, – прости-извини, скучно-грустно нам стало…

– Скучно-грустно, – подхватил, разворачиваясь, второй шар, этот был весь в красных ягодках. – Без вас и мед не сладок, и миг долог! Тяжело ждатеньки…

– Тяжело ждатеньки, – затараторила и третья лесавка. Самая большая, она изукрасилась мелкими пестрыми листочками. – Лучше догонятеньки… Ой, а это кто? Ой, сарафанчик какой…

– Ой, ленточка аленькая…

– Ой, бусики яхонтовые…

– Цыц! – топнул леший, и колючая болтушка отвалилась от материнской юбки, совсем по-человечьи хлопнувшись на задницу. – Все бы вам шкодить да рядиться. Ужо разберусь я с вами…

– Прости, батюшка…

– Цыц, я сказал. Прежде чем на цацки зариться, с добрыми людьми поздоровайтесь.

– Ой, здрасьт…

– День добрый, красна девица…

– И добрый молодец…

Прежде не говорившая с ежами, пусть и особенными, Веселина замялась, а вот Алеша не сплоховал. Со словами «здравы будьте, лесавушки-красавушки», Охотник опустился на корточки и ловко пощекотал так и сидевшую лесавку по круглому розоватому пузику. Та что-то пискнула и блаженно опрокинулась на спину, выходка китежанина ей явно понравилась. Завидев это, оставшиеся сестренки подбежали к богатырю с двух сторон и тоже перевернулись. Алеша усмехнулся и взялся за дело всерьез, даже не глядя на нависшего над ними умиленно сопящего лешего.

– Нашим-то сейчас не до нас, – позабытая Веселиной лешачиха ухватила засмотревшуюся на разнежившихся лесавок девушку за подол и поволокла в сторонку. – Когда и поговорить по душам? Ты, девица, меня слушай, кто еще тебя уму-разуму научит, если не я? Ты слушаешь ли? Понимаешь ли?

– Понимаю, Купава Моховна, – волшебница покосилась на веселье под соснами. Алеша старательно чесал лесавок, умудрявшихся отпихивать друг друга даже лежа. Пущеславу тоже было не до жены.

– Ты, девица, это, – бойким шепотком тараторила Купава, размахивая пухлым пальчиком, на котором красовался человечий перстенек с синим камушком, – не зевай! Свезло добра молодца ухватить, его и держись, носом-то не крути! Хорошего мужа по нынешним временам днем с огнем не найдешь, особенно среди ваших, хотя и лешие нынче… Да ты слушаешь ли? Понимаешь ли?

– Слушаю, Купава Моховна…

– Не те сейчас лешие, ох не те! Мой-то еще ничего, работящий, белену не жует, дурман не нюхает, по сторонам не зыркает, а вот Колдобич из Буерачного леса… Это который за Долгим болотом. Беда! Сырость, гниль, комарье лютует, куда тебе волки! Сухостой не прибран, грибы поганка на поганке, а Колдобичу, балбесу эдакому, хоть бы хны! Пьет, как не в себя, да лешачиху свою колотит. Еще и