Я тряхнула головой. Кейел сказал, что в том месте безопасно, а ему я верю.

— А как она звучит?

Елрех задумалась ненадолго, а затем, обмазывая укусы возле шеи, тихо проговорила:

— На хребте жизнь завораживающая, да неживая. Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься. И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь.

— Духи Фадрагоса…

— Мы разобрались в ней, — улыбнулась Елрех.

— Правда?

— Причудливый минерал возле Лавового озера запомнила?

— Прутья, которые ничто не берет?

Елрех кивнула и отставила миску, а я выдохнула, но ненадолго. Вскоре из свертка она вытащила еще серой ткани и, разматывая ее, заговорила:

— Хищный хребет — это небольшие отвесные скалы и горы. Там есть место, где чуждый минерал растет густо. Полнолуние странно действует на него. Многие предлагали назвать его лунным железом или ведьмовским указателем, но мудрецы запретили давать ему название.

— Что с ним происходит? — поинтересовалась я. Собрала руками волосы и подняла их, позволяя Елрех обмотать меня снова.

— Ночью он сияет. Будто это осколки Луны. А на Хищном хребте часть их отражается на озере и напоминает антилопу. Ветер подует, и вода рябит, и тогда антилопа оживает. Она бежит на одном месте, в центре этого озера, будто убегает от хищников, которые спрятались в тенях. Когда смотришь в такие ночи на нее с утеса, невольно чувствуешь себя одним из этих коварных хищников. Кажется, если подойдешь к берегу, то спугнешь антилопу, а она такая хрупкая, так завораживает своим вечным бегством…

Кейел

Я потрепал Тоджа, погладил мелкие радужные перья, покрывающие шею. Он прищурился и приоткрыл пасть, издавая тихое урчание. Когда я умру, мальчик останется под присмотром достойного человека. Горячая шея ящера задрожала под моей ладонью, и в ночной тишине раздалось воркование, наполненное удовольствием.

— Отдыхай, — произнес я.

С трудом отступил и замер. Сердце едва ли билось, а радость от пробуждения Ани то и дело сменялась злостью. И как с такими чувствами идти к ней? Как смотреть на нее?

Это просто нужно сделать.

Из узкого лаза в шалаш лился свет Охарс, доносились тихие голоса. Аня снова расспрашивала о делах, и до меня, наконец-то, дошло — девочка пытается отвлечься. Я заглянул внутрь, и в лицо пахнуло резким, чуть сладковатым запахом. Аня поправляла рубашку, пряча под ней перевязанный живот. Елрех вытирала руки о грязную тряпку. Заметив меня, поспешила собрать немногочисленную утварь.

— Что-то еще нужно? — спросил я. Голос — предатель — совсем сел, покарябал горло.

— От тебя нет, заботливый Вольный, — поднимаясь с колен, ответила Елрех. — Я приготовлю отвар, тогда и проследи, чтобы упрямая человечка выпила весь. Он будет горьким, но полезным.

Я кивнул, пропуская фангру наружу. Выпрямившись, взглянул на светлеющее небо, а затем услышал шепот:

— Она тревожится о тебе.

Елрех отвернулась до того, как я успел бы распознать в ее глазах мотивы. Она хочет, чтобы я не показывал слабость Ане? Или хочет просто успокоить. Меня?.. Аню? Кого из нас? Кто будет успокаивать девочку, когда меня не станет? Ее нельзя приучать к жалости.

В шалаше было немного теплее, чем на открытом воздухе. Аня забралась под покрывало, улеглась на бок и теперь внимательно смотрела на меня. Темные глаза в приглушенном свете казались бездной, к бледным губам и коже никак не возвращалась здоровая краснота, а спутанные волосы отливали старческим серебром. Глядя на выразительные костяшки пальцев руки, сильно сжимающей уголок покрывала, я присел на утоптанную траву.

— Что я натворила? — прямо спросила Аня; в ее голосе звучала сталь.

Елрех ошибается, если считает, что Ане нужно сочувствие. Я облизал губы, сцепил руки в замок и опустил голову. При мне лишь трижды связывались с великими духами смерти, и виксарты выжили только благодаря живучести расы. В этот раз дух будто щадил Аню.

— Что такого я натворила, что теперь ты не смотришь мне в глаза? У Феррари не было ни шанса! — прошипела она, приподнимаясь на локте. — И я не хочу, чтобы меня в очередной раз судили или оправдывали. Я сделала…

— Замолчи.

Повисла тишина. Хочет, чтобы я посмотрел ей в глаза? Выполню.

Гнев на уставшем лице вмиг сменился испугом, и Аня опустила голову, стала поправлять сено, будто оно, лежа чуть в стороне, могло доставить ей неудобство. Девочке стыдно. Не из-за лиертахона. Если бы у зверя была возможность остаться в живых, Аня бы первая потащила его к священному кольцу. Нет, не этого она стыдится.

— Что ты пообещала духу?

— Ничего, — звонко отозвалась, вздергивая подбородок. Опять врет? Без сомнений.

Сердце стиснулось до боли, а желание встряхнуть бездумную девицу заставило сжать кулаки. Я вздохнул тяжело — Аня может утаивать от меня все, что угодно. Я сам подарил ей множество поводов скрывать от себя правду. Даже самую глупую — ту, чья серьезность ни стоит и гроша в Фадрагосе, и для нас может казаться чепухой.

Пусть бы только враньем не вредила сама себе…

Руки затряслись, горло перехватило, сердце забилось быстрее, и безумный порыв не удалось остановить — я резко подался вперед и ухватил руку Ани. Она испугалась, встрепенулась, чуть было не вскочила, но вырываться не стала. Замерла, опираясь на свободную руку и со страхом глядя мне в глаза. Ее дыхание звучало неровно, шумно, а ноздри заметно раздувались. Она сглотнула, а я прекратил внимательно рассматривать бледное лицо. Опустил взор на худые руки с многочисленными царапинами. Перед взором мгновенно поднялось свежее воспоминание, и я, как наяву, увидел кровь, покрывающую всю кожу и неровные борозды увечий. Елрех долго возилась с Аней…

— Кейел, — тихо позвала она.

Я крепче стиснул холодные пальцы, вдохнул глубже, но не смог ничего произнести. Странное чувство вызывало беспокойство, казалось выворачивало нутро. Хотелось сказать многое, но слов не находилось. И воспоминания… Нечисть не могла вытянуть жизнь из тела, потому что дух вытеснил ее всю. Тело без души, холодное, почти мертвое; закатившиеся глаза, покрасневший от напряжения белок; звериный оскал и нечленораздельное хрипение… Нужно ли Ане знать, что после нежити, до которой она успела добраться и уничтожить их силы, она едва удерживалась, чтобы не коснуться и меня?

Не она — дух. Она и не помнит…

— Я требовал с тебя не так много клятв, — прошептал и замолчал ненадолго, надеясь, что она остановит. Попроси сохранить свои тайны. — Твои недомолвки вынуждают меня потребовать очередную.

Молчание угнетало. Сердцебиение снова замедлилось, ноги холодели, а руки опять охватывала слабость.

Попроси же…

Я выдохнул.

— Поклянись духами, что…