которую он хотел привлечь к этой затее, испугалась перспективы того, что ее будут рассматривать как домашний журнал Лиги, и отказалась от поддержки. При всем энтузиазме Кестлера и своем собственном, Оруэлл, возможно, приветствовал такое развитие событий. Вернувшись из Уоллингтона, он написал еще одно длинное и мрачное письмо Энн Попхэм, которое, учитывая тот факт, что писатель и корреспондент едва знали друг друга, в значительной степени раскрывает его эмоциональное состояние. Ничто не остается за рамками - его исповедуемое бесплодие, его чувства к Эйлин, его ухудшающееся здоровье ("несколько раз в прошлом предполагалось, что я вот-вот умру, но я всегда продолжал жить, просто чтобы позлить их") - и преимущества для Анны стать его женой изложены с абсолютной беспристрастностью: "Что я действительно спрашиваю вас, так это хотите ли вы стать вдовой литературного деятеля. Если все останется более или менее как есть, в этом есть определенная доля веселья..." Был еще один обеспокоенный PS о марках.

Это была напрасная надежда. Энн никогда не выйдет за него замуж; и, несмотря на заверения, что на него можно положиться, что он не "займется с тобой любовью против твоей воли", она не примет дважды предложенное приглашение остаться на Юре. Он собирался уехать 10 мая, но потом резко изменил свои планы, когда из Ноттингема пришло известие, что Марджори внезапно умерла от болезни почек. Дневниковые записи о его пребывании в Ист-Мидлендс не содержат информации о похоронах - взгляд Оруэлла упал на цветущие деревья и "очень зеленую и перспективную" сельскую местность - но он должен был глубоко опечален кончиной Мардж. Она была старшей сестрой, которая писала ему в школе, и ее дом был желанным убежищем во время безденежных дней его ученичества в 1930-х годах. Он провел еще неделю в Лондоне, прежде чем отправиться в Биггар, расположенный в тридцати милях от Эдинбурга, где обосновались Коппы, посмотрел, как засевается овсяное поле, подстрелил кролика и заинтересовался повадками местных коз, а затем, 22 мая, в ходе сложного путешествия, включавшего поезд, автобус, паром и машину, отправился в Юру. Но в течение недели, проведенной у Коппов, он совершил поездку на юг. Это было посещение могилы Эйлин в Джесмонде. Полиантовые розы на ее могиле, как он обнаружил, хорошо укоренились. Она умерла чуть больше года назад.

Глава 25. На свободе

 

Я прекрасно провожу время. Я не делал никакой работы...

Письмо Фреду Варбургу, 22 июня 1946 года

 

Штормило, но часть дня было хорошо. Море все еще неспокойное. Перекрасил лодку и заделал, похоже, два плохих шва. Посадил еще несколько огурцов. Укоротил весла лодки на 6'' каждое.

Домашний дневник, 29 июня 1946 года

 

На следующий день после прибытия на Юру Оруэлл сел писать Майклу Мейеру. Сразу же возникла необходимость поблагодарить его за усилия по добыче боеприпасов для нелицензированного и потому незаконного ружья Оруэлла ("Если бы вы могли достать ударные капсюли, я был бы вам очень признателен"), но новому жильцу Барнхилла также не терпелось получить отчет о проделанной работе. Я только обживаюсь здесь - с ног до головы навожу порядок в доме". Ричард приедет только в конце следующего месяца, объяснил он, как только Сьюзен выпишут из больницы. Административные трудности в его новом доме включали отсутствие автотранспорта - пока он обходился древним мотоциклом - и засуху в начале лета, из-за которой не было воды для купания ("Однако здесь не очень-то испачкаешься"). Через неделю к нему присоединилась Аврил в роли экономки, а 4 июня он смог сообщить Дэвиду Астору, что "дом работает довольно хорошо, и у нас была чудесная погода". О книгах, журналистике и литературном Лондоне не упоминается. Спустя всего три месяца после кровоизлияния, которое свалило его с ног, Оруэлл знал, что он истощен. В кои-то веки он планировал позволить себе отпуск.

Все свидетельства его писем и дневников - с момента приезда он завел еще один домашний дневник, наполненный обычными медлительными заметками о природе, - говорят о том, что Оруэлл чувствовал себя на Юре как дома. Друзья вспоминали, с каким увлечением он рассказывал о преимуществах простой жизни в нескольких сотнях миль от Лондона. В. С. Притчетт, которого он убеждал переехать с женой и семьей в несколько нелепую обстановку ресторана "Белая башня", рассказывал, что привлекательность острова "заключалась в том, что он надолго терял связь с материком из-за штормов, что приходилось скрестись по скалам и берегам в поисках пищи и топлива и что он был свободен от конкуренции современного тоталитаризма". Как всегда, Оруэлл был очарован мельчайшими деталями естественной жизни, которая бурлила вокруг него: кукуруза, которую по-прежнему сеют вручную ("Здесь все делается невероятно примитивным способом", - сказал он Джорджу Вудкоку), но которая все еще всходит рядами, поскольку зерна имеют тенденцию скатываться в борозды; два фунта навоза на голову, которые ежедневно производят гуси Барнхилла, или так он подсчитал, осмотрев навозную кучу; грузовик, который в конце концов пришлось вызвать, чтобы вытащить корову из канавы; кубический фут воды, необходимый для того, чтобы сохранить жизнь омара в течение дня в вертеле. В репортажах Оруэлла есть особая пристальность: мельчайшие наблюдения за ландшафтом, в который редко вторгается человеческая деятельность.

Один из мифов, иногда распространяемых о времени, проведенном Оруэллом на Юре, заключается в том, что оно представляет собой своего рода желание смерти: туберкулезный фантом намеренно изолирует себя на краю цивилизации, в безопасности от врачей и больничных коек, стремясь ускорить собственную кончину. Но это ошибочное суждение. Несмотря на атлантические штормы, которые налетали с неизменной регулярностью, климат здесь был довольно умеренным, с большим количеством весеннего и летнего солнца. Для хронического больного можно было найти и худшее место для отдыха. Сам Барнхилл был просторным, с кроватями на восемь человек и обильным запасом рыбы, яиц, омаров и, любезно предоставленной Флетчерами, свежеубитой оленины. Аврил, написав Хамфри Дейкину через месяц после своего приезда, положительно отзывалась о своем новом доме ("Это очень хороший фермерский дом с пятью спальнями и ванной комнатой, двумя гостиными и огромной кухней, кладовыми, молочными и т.д."), наслаждалась "великолепным видом на Звук Юры" и признавалась, что, в отличие от лишений Лондона, измученного пайками, "в целом мы живем на жирной земле". Помимо того, что на ферме было много еды, она также была идеальным местом для Ричарда. Единственную опасность для двухлетнего мальчика, бегающего без присмотра по двору, представляли ядовитые змеи, которых Оруэлл не преминул припечатать при каждой встрече.

Недостатком Барнхилла, как иногда признавался сам Оруэлл, была его неимоверная удаленность. Даже для