Неизвестно, как далеко зашли эти ранние отношения. Соня призналась Люциану Фрейду, что была "потрясена", когда Оруэлл начал ухаживать за ней. Джанетта всегда утверждала, что их единственная физическая встреча произошла три года спустя. С другой стороны, Соня, безусловно, была постоянным посетителем Кэнонбери-сквер. Она вызвалась посидеть с ребенком в выходной день Сьюзен Уотсон ("О запах капусты и нестиранных пеленок"), а в другой раз Энн Попхэм обнаружила ее беседующей с Оруэллом о Малларме. Но Соня, погруженная в свою работу, уважая Коннолли и почитая Питера Уотсона, не собиралась выходить замуж ни за Оруэлла, ни за кого-либо другого. Что же, по мнению Оруэлла, он делал? Череду бесплодных предложений можно объяснить не только одиночеством недавно овдовевшего мужчины с маленьким ребенком на воспитании, но и растущими намеками на его собственную смертность. В конце февраля в его квартире произошло драматическое туберкулезное кровоизлияние, и Сьюзен обнаружила его идущим по коридору с кровью, льющейся из губ, и спросила, не может ли она помочь.

Следуя его указаниям, Сьюзан принесла кувшин с ледяной водой и глыбу льда, приложила последнюю ко лбу Оруэлла и сидела, держа его за руку, пока кровотечение не остановилось. Но это был лишь первый пункт в двухнедельном каталоге двуличия и запутывания. Был вызван врач, которого - необычайно в данных обстоятельствах - ему удалось убедить, что он страдает от сильного приступа гастрита. Это осталось официальным объяснением его неспособности видеться с друзьями или выполнять редакционные заказы в течение следующих двух недель - "довольно неприятная вещь, - сказал он Энн Попхэм, которая к тому времени вернулась к своей работе в Германии, - но мне немного лучше, и сегодня я впервые встал". В письме Вудкоку от середины марта он отмечает только, что "болен в постели, но немного лучше". Единственное правдоподобное объяснение этого обмана - осознание Оруэллом последствий диагноза "туберкулез": немедленная госпитализация и приказ отложить работу над книгой, первая дюжина страниц которой лежала на его столе. Подозрение, что здесь, в 1946 году, Оруэлл с уверенностью знал, что умирает, вполне может объяснить шквал предложений о браке. Я думаю, он чувствовал, что срок его жизни сокращается", - считает Сьюзен. И он просто начал делать предложения девушкам, не будучи уверенным в том, что они будут приняты".

Душевное состояние Оруэлла мучительно проявляется в письме к Анне Попхэм. Оно начинается с ликующих новостей о здоровье Ричарда ("довольно оскорбительно здоров и шалит повсюду") и переходит к рассказу о его профессиональных планах ("я намерен уехать из Лондона на все лето, но мы еще не решили куда"), а затем переходит в траурную отставку, которая слишком напоминает некоторые письма, написанные Бренде за дюжину лет до этого. Недостойность Оруэлла быть рассмотренным в качестве жениха ("Я полностью осознаю, что не подхожу такой молодой и красивой, как вы"); безнадежность его перспектив ("В моей жизни нет ничего, кроме моей работы и заботы о том, чтобы Ричард получил хорошее начало") и его неизменное одиночество ("У меня сотни друзей, но нет женщины, которая проявляла бы ко мне интерес и могла бы меня поддержать") следуют одна за другой, перед характерным постскриптумом: "Я не уверен, как поставить печать на этом письме, но я полагаю, что три пенса - это правильно?". Было бы неправильно назвать это жалостью к себе, потому что Оруэлл явно патрулирует себя в процессе письма, отменяя каждую слабую надежду, как только она возникает, и, как, вероятно, догадалась мисс Попхэм, разговаривая не столько с ней, сколько с самим собой.

В письме говорится об "отвратительной работе, т.е. вне моей рутины, нависшей над моей головой". Весна была заполнена внештатной работой - предисловие к "Положению Пегги Харпер", которое он обещал Грэму Грину восемнадцатью месяцами ранее (хотя уход Грина из "Эйр и Споттисвуд" вскоре после этого означал, что оно так и не было опубликовано); драматическая постановка "Путешествия Бигля" на Би-би-си ("дрянной фильм", - жаловался Оруэлл); брошюра Британского совета "В защиту английской кухни", которая опять-таки не увидела свет при жизни Оруэлла, поскольку ее спонсоры решили, что было бы бестактно распространять такую брошюру в период нехватки продовольствия в Европе. Прежде всего, в "Трибьюн" было эссе "Исповедь книжного обозревателя", с его выразительным портретом опустившегося халтурщика в своей убогой ночлежке, отчаянно пытающегося найти что-то стоящее, чтобы сказать о дико разрозненной коллекции наименований ("Научное молочное животноводство", "Краткая история европейской демократии", "Племенные обычаи в португальской Восточной Африке"), которые, по мнению его редактора, "хорошо сочетаются друг с другом". Курящий цепями, страдающий от долгов критик не совсем Оруэлл, но он достаточно близок к нему, чтобы связать произведение с его существованием, не в последнюю очередь благодаря язвительной эпиграмме, которая появляется на полпути: "Пока у человека не сложились какие-то профессиональные отношения с книгами, он не узнает, насколько плохи большинство из них".

Хотя в Барнхилле еще предстоял ремонт, его взгляд был прикован к Юре и бесчисленным приготовлениям, которые необходимо было сделать, прежде чем он сможет отправиться на север. 10 апреля он отправился в Уоллингтон, чтобы осмотреть мебель и книги до приезда грузчиков. Это был первый раз, когда он посетил "Магазины" после смерти Эйлин, но эмоциональная встряска, которую он ожидал, "оказалась не такой уж плохой, если не считать того, что я постоянно натыкался на старые письма". В поездке у него была компания: Миссис Стейси, хозяйка "Плуга", вспомнила, что предоставила нескольким друзьям ночлег и завтрак за полкроны за ночь. Вероятно, среди них была и Джанетта, чья дочь Ники никак не могла выбросить из головы воспоминание о том, как она была на природе с Оруэллом и ее матерью, а та подкараулила выводковую курицу. В письме, соболезнуя своей сестре Марджори, которая заболела пагубной анемией, он изложил некоторые логистические моменты. Мебель отправлялась по морю, а Оруэлл следовал за ней. Сьюзан Уотсон рассчитывала на месяц лечения в больнице, на это время он намеревался отдать Ричарда в ясли ("Это кажется довольно безжалостным, но я не могу ухаживать за ним один в течение такого долгого времени, а он такой общительный ребенок, что с ним обязательно все будет в порядке"). Как только семья воссоединилась, "мы" (местоимение, предназначенное для обозначения Оруэлла, Сьюзен, Ричарда и Аврил) "намерены остаться на Джуре примерно до октября".

Он по-прежнему регулярно общался с Кестлером, но план возрождения Лиги за права человека сорвался. Кестлер зашел так далеко, что предложил провести пасхальную конференцию в пабе неподалеку от его дома в Северном Уэльсе, но "Полемика",