Похоже, соответствующие письма уже разослали королю Франции и германскому императору. Генрих, постоянно показывавший зубы, оказался в смертельной опасности, не говоря уже о том, что эти могущественные силы могли вторгнуться на остров и отобрать у него королевство. Решатся ли они на это?

– Могут и соблазниться, – рассудил Генрих, – коль скоро решат, что в стране раскол и люди будут приветствовать их.

– Что вы прикажете делать мне?

– Ничего особенного, – улыбнулся король. – Нам следует раз и навсегда показать им, кто в Англии хозяин.

Холодным, но ясным февральским днем Питер покинул Чартерхаус и навестил своих родных в Челси. Сьюзен отметила замечательный факт: само возвращение Питера в Лондон уже изменило атмосферу в доме. Она испытала чувство надежности и благополучия. Ожил и Роуланд, а Сьюзен, как бы ни сомневалась в Томасе, решила отвергнуть эти мысли хотя бы сейчас.

– Воссоединим семейство, – заявила она. – Томас тоже должен прийти.

Несколько дней она наводила порядок, начищая до блеска все подряд: дерево, олово, металл. Обшила новыми кружевами детскую одежду и гордилась собой, когда долгожданный день наступил.

Главным торжеством должен был стать семейный обед вскоре после полудня; почетным же блюдом, как пристало всякой английской семье, способной себе это позволить, – жаркое, и много.

– Лебедь, – постановил Роуланд.

Состоятельным лондонцам разрешали держать на Темзе собственных лебедей, и он за последний год сделался гордым обладателем нескольких.

– Неделю будем есть! – рассмеялась Сьюзен.

И с утра пораньше приготовила огромную птицу.

Питер прибыл на барке и не успел шагнуть на маленький причал, как уже обнимался с детьми, подхватывая каждого по очереди. Он сердечно улыбнулся всем и, с сестрой под руку, чрезвычайно бодро зашагал по тропинке к дому.

Глаза искушенного приходского священника подмечали все. Он похвалил маленький сад, восхитился домом, выразил восторг по поводу скромно пополнявшейся библиотеки. В мгновение ока он подружился с детьми.

Томас пришел ближе к полудню, и вскоре все собрались за большим дубовым столом. Сьюзен испытала великую радость от простой молитвы Питера и вида Роуланда, разрезавшего огромного лебедя. Улыбался и Томас.

– Вы по-прежнему похожи, – заметил он.

– Я сохраняю преимущество в весе, – отозвался Питер.

– Не такое уж большое, – рассмеялся Роуланд.

По ходу трапезы Питер развлекал их рассказами о Риме и прочих религиозных местах и святынях, которые он посетил, включая Ассизи в Италии и Шартр во Франции.

– Я бы дошел до святого места Компостелы, – заметил он. – Но Испания слишком далеко.

– А видел ли ты в этих святых местах чудесные исцеления? – осведомился Томас с некоторым недоверием.

– Да. Одна женщина исцелилась в Ассизи, – ответил тот кротко.

Они просидели долго, беседуя на эти увлекательные темы. Придворные циники и тайные еретики могли делать что угодно – у Питера на все находились слова спокойные и мудрые, и Сьюзен внезапно показались не столь уж важными даже король с его бедами и ее собственный страх, вызванный Актом о превосходстве. Это все преходяще. Вера же устоит. Именно в этом заключалась благая весть, принесенная Питером. Она в том не сомневалась.

Но когда сгустились февральские сумерки, а дети отправились играть наверх, Питер спокойно повернулся к Томасу и с легким упреком во взгляде осведомился:

– Итак, Томас, правдивы ли слухи, которые доходят до нас в Чартерхаусе? – Видя, что Сьюзен и Роуланд ничего не поняли, он мягко пояснил: – Король и секретарь Кромвель намерены удостоить нас особого внимания.

Приходилось признать, что это был логичный шаг. Сам Питер объяснил его очень просто:

– Генрих хочет утвердиться абсолютным хозяином в своем доме. Его Акт о превосходстве прошел через парламент и принят епископами, многие из которых, конечно, суть его люди. Но остается несколько заноз, ему досаждающих. Есть Мор, Фишер и Уилсон. Но кроме них – упрямые духовные заведения вроде Чартерхауса и некоторые братства, весной присягнувшие неохотно. Поскольку любое инакомыслие ныне слывет изменой, Генриху пришла в голову светлая идея запугать всю эту надоедливую публику какой-нибудь присягой пока неизвестного нам содержания. Она, предположительно, принудит признать все его притязания на превосходство. – Питер помедлил и строго взглянул на брата. – Правильно ли я понял?

– Это свежая идея, – ответил тот. – Присягнуть предложат только тем, кого ты упомянул. Остальных не тронут. – Он глянул на Роуланда.

– Мы польщены таким вниманием, – сухо произнес Питер.

Сьюзен заметила, что Роуланд помрачнел.

– Как ты поступишь, Питер? – спросил он.

– Сделаю, как велит настоятель. Это мой долг, коль скоро я вступил в орден.

– А как он велит?

– Я не знаю. Он собирается встретиться с главами других картезианских домов. Думаю, посоветуется и с братией. Так будет правильно.

Ненадолго воцарилось молчание. Затем Роуланд тихо осведомился:

– А как бы ты сам решил, Питер, если бы был настоятелем?

– Я? – Тот даже не задумался. – Отказался бы.

Сьюзен похолодела.

– Нельзя! – вскричала она. – Это стало бы изменой!

– Вовсе нет, – возразил он хладнокровно. – Парламент решает много чего. Он может, конечно, рассудить о престолонаследии. Но парламент не вправе изменить отношение человека к Богу. Если они считают это изменой, то ничего не поделать. Что касается меня, не забывай, что я уже давно присягнул власти высшей. – Он добродушно смотрел на Сьюзен и буднично продолжил: – Увильнуть, знаешь ли, не удастся. Генрих пытается захватить духовную власть, а нельзя. Соболезную. Если же говорить об этой затее Кромвеля, то он наместник. – Питер произнес это слово с легким презрением, неотрывно глядя на Томаса. – Церковь духовная под началом у королевского лакея? Неприлично. Конечно, я не могу это принять.

– Ты смерти ищешь? – удивленно поинтересовался Томас.

Но брат лишь с легким нетерпением повел плечами:

– Ищу? Нет. Зачем мне ее искать? Но чего ты от меня хочешь? Присягнуть этой бессмыслице? – Питер обратился к Сьюзен и Роуланду: – Беда быть во власти, как Томасу. Сами видите, как это трудно. Добиваются своего и рано или поздно обязательно забывают свои принципы. – Он вновь повернулся к Томасу. – Дело, мой друг, бывает либо правым, либо неправым.

– Что же в таком случае делать человеку вроде меня? – еле слышно произнес Роуланд.

Сьюзен в страхе смотрела на Питера. Он заметил и понял, но выражение его лица не изменилось, покуда он хладнокровно изучал обоих.

– Я полагаю, – начал он вежливо, – что мирянам незачем встревать в это дело. Вызов брошен монахам – нам и отвечать.