Несмотря на явно оппозиционную «платформу четырех», преподнесенную Сталину и Бухарину Зиновьевым, Каменевым, Сокольниковым и Крупской, на октябрьском пленуме ЦК вопрос замяли и решили вести подготовку к XIV съезду без всяких дискуссий. Однако секретарь Ленинградского губкома РКП(б) Петр Залуцкий в частных разговорах выражал свое мнение: «Ленинградская организация изолируется от партии. На нас нажимают, притесняют по всем линиям, и по партийной, и по хозяйственной, и по комсомольской. С Ленинградом не считаются, превращают его в провинцию»[1125]. В городе не пренебрегали мыслью, что в советском обществе есть почва для перерождения. Ссылаясь на Ленина времен Гражданской войны, Зиновьев называл кулака «мироедом, пиявкой, вампиром на теле народа»[1126]. Студент Ленинградского горного института Козьмин Георгий Иванович тревожился вместе со своими шефами: «Основная задача рабочего класса – использовать крестьянство, а не растворяться в нем, причем все признаки растворения, по-моему, имеются. За последнее время мы имеем экономическое усиление страны. В связи с этим… мы наблюдаем политическую активность всех слоев партии… Кому мы предоставляем права избирателей? Владельцам мельниц, лицам, пользующимся наемным трудом. <…> Куда мы попали? Из всего населения СССР лишено голоса 1 %, а буржуазии в среднем 4 %, следовательно 3 % буржуазии предоставляется право избирателей… в 25–26 годах активность рабочих увеличилась меньше, чем активность крестьян»[1127]. Наслушавшись выступлений Евдокимова, Лашевича, Бакаева, Сафарова и других на партактиве Василеостровского района, Козьмин выразил убеждение, что «социализм нельзя построить в одной стране, что наши фабрики и заводы не социалистические, что кулака замазывают, что Зиновьева обижают и т. д.»[1128]

В ноябре губком ленинградского комсомола разослал ответственным организаторам так называемую синюю папку – «материалы к вопросу о классовой линии партии в деревне». В первую часть входило выступление Бухарина с лозунгом «Обогащайтесь», а также выборка из публикаций его учеников, Владимира Сергеевича Богушевского и Александра Николаевича Слепкова, в журнале ЦК РКП(б) «Большевик»[1129]. Статья Богушевского «О деревенском кулаке или о роли традиции в терминологии» констатировала исчезновение в советской деревне «кулаческого типа деревенского капитализма» и кулачества «как специфического типа сельского эксплуататора», чем вызвала резкую критику[1130]. Синяя папка включала подбор статей для слушателей семинара Зиновьева и снабжала эти статьи анонимными примечаниями в духе указаний на несостоятельность теоретических взглядов отдельных членов Политбюро ЦК ВКП(б): «Здесь Бухарин отвергает Ленина, отповедь дана Зиновьевым в книге „Ленинизм“, в главе „Возможна ли окончательная победа социализма в одной стране“»; «Полное отсутствие диалектики. Кооперация одновременно идет по соц. пути и выделяет мелкобуржуазные элементы»; или «здесь мы видим замазывание роли кулака»[1131]. Вторая часть включала избранные главы из книги Зиновьева «Ленинизм», резолюцию октябрьского 1925 года пленума РКП(б) – работу рекомендовали для прочтения. Сталин, Томский и Бухарин расценивали синюю папку как пропагандистский демарш со стороны Ленинградского губкома комсомола, агитацию зиновьевцев против решений октябрьского пленума и ведение подпольной дискуссии накануне съезда, нетоварищескую критику «школы Бухарина».

XXII Ленинградская губернская партконференция (1–10 декабря 1925 года) выбрала делегатами на партийный съезд исключительно сторонников Зиновьева. «Репортеры „Ленинградской правды“ и рабкоры с фабрик и заводов Ленинграда приносили сведения о тщательном отборе кандидатов в члены ленинградской делегации на съезд, – вспоминал Полетика. – Делегатов рекомендовали секретари райкомов, которые в Ленинграде фактически назначались Зиновьевым»[1132]. Из предварительного списка, составленного губкомом еще до конференции, были исключены нелояльные Зиновьеву ленинградцы, в том числе и делегаты ХШ съезда партии Н. М. Шверник, Н. П. Комаров, С. С. Лобов, И. М. Москвин, С. А. Мессинг[1133].

Читавший доклад «О работе ЦК РКП(б)» Зиновьев говорил о «недооценке» кулацкой опасности и трудностях социалистического строительства[1134]. Полтора десятка делегатов выступили в прениях, озвучивая проблемы классовой дифференциации в деревне, о которых Сафаров, Саркис и другие писали на страницах «Ленинградской правды». Если судить по запискам докладчиков губкома на районных партийных конференциях, из‐за их эзопова языка и боязни договаривать до конца и критиковать большинство ЦК суть этой дискуссии осталась недопонятой[1135]. «Кулак не жупел, не призрак, а реальная фигура, реальная опасность в нашей действительности, с которой нужно бороться. <…> Казалось бы, вопрос ясен, но, тем не менее, в наших… органах печатались совершенно неправильно освещающие этот вопрос статьи», – утверждал А. И. Александров, ответственный организатор завода «Красный путиловец». «Кулак есть кулак, а Ленин учил тому, что это в высшей степени вредная скотина», – еще резче выражался Георгий Сафаров[1136]. Но большинство, учитывая недавний опыт борьбы с Троцким, боялись гласного размежевания позиций, перед съездом пока уклончиво говоря о «развертывании демократии» и солидарности с официальной политикой.

Эмиссар Москвы в Ленинграде Емельян Ярославский говорил о «нездоровой обстановке», которая создалась вокруг Ленинградской губернской конференции. Когда было созвано бюро делегатов и обсуждался список президиума, оказалось, что Москвин и Сааков, известные своей поддержкой линии Сталина – Бухарина, получили отвод в большинстве районов Ленинграда. «Святой дух осенил вдруг во всех этих районах головы секретарей и организаторов», – иронизировал Ярославский; снять Москвина и Саакова единственно потому, что они отмежевались от Зиновьева, не заняли «той зубодробительной линии по отношению к ЦК, которая уже наметилась у ряда этих товарищей». Ярославский разоблачил налет на официальную линию, показав, что он был скоординирован: «Получилось впечатление: одному было одно задание, один или несколько товарищей должны были нападать главным образом на Бухарина, другой нападал на линию Центрального Комитета в области военной, что там, в ПУР, проводится троцкизм, третий товарищ должен был нападать на другие стороны, и затем создали целый ряд уклонов, связав их с ЦК». Ярославский потребовал стенограмму, которую ему не хотели давать под предлогом, что «она неправленая»[1137].

Ситуация обострилась еще больше, когда на прения бросила тень работа Московской губернской партконференции, проходившей почти одновременно. 5 декабря 1925 года конференция приняла резолюцию, в которой руководители ленинградской парторганизации осуждались за отрицание возможности победы социализма в одной стране. Их взгляды были квалифицированы как «ликвидаторство» и «пораженчество»[1138]. 9 декабря «Ленинградская правда» извещала: «В прениях по докладу т. Рыкова, выступавшего на Московской конференции, с отчетом о работе ЦК, ряд ораторов выступили с резкой критикой тех ленинских позиций, которые отстаивает наша организация. Более того, [член Московского партийного комитета Георгий Ипполитович] Ломов-Оппоков счел возможным в своей полемике с целой организацией, и притом столь крупной и передовой, как наша, ленинградская, возродить полемические приемы, свойственные всем идеологам шатаний и колебаний, начиная с левых коммунистов и кончая открытыми и скрытыми троцкистами 1923–25 годов… обвинение в „пессимизме“, „нытье“, „ликвидаторстве“?! в неверии в силы рабочего класса, в „недооценке середняка“ и еще 999 смертных грехах»[1139]. «С