по-прежнему стоящего перед ней на коленях Ариена и, словно девчонка, с ликующим криком бросилась ему на шею. Следующим на них налетел мгновенно переставший изображать невероятные муки Кьяр, после подошли Эмиэль с Шиином и Асин, последними к общей куче присоединились Иран и Аэн.

— Ты даже нас провела, бессовестная! — восторженно упрекнул женщину Кьяр. — Знаешь, как мы все нервничали?!

— Никого я не проводила! — наигранно возмутилась Ная. — Я до последней секунды сама не знала, что делать! В комнатах всё расскажу.

В этот момент она не хотела ни о чём думать, она просто радовалась. Хаос в лице Матери Ар'тремон оказался на её стороне. Та своими играми показала ей, что нужно было делать: заменить в старом заклинании предводительницы свою энергию на энергию феникса, и протянуть её одновременно ко всем с помощью магии воплощения — «засунь феникса в осьминога» — подсказывала ей госпожа Айюна. Так, основанное на более мощной энергии, заклинание могло действовать на расстоянии и, к тому же, благодаря оболочке из магии воплощения из энергии самой Наи, не уничтожать магическую энергию мужчин, плюс иметь сколько угодно целей одновременно. По мнению предводительницы, идея была гениальной, хоть и далеко не самой простой в исполнении.

Мать Ар'тремон присутствовала, когда Ная получала свой статус предводительницы десятилетнего отряда и, видимо, до сих пор помнила её магию. Как она узнала о том, что ей нужна была помощь, Ная даже предположить не могла: может, действовала наугад, а может, ей кто-то доложил о бесконечных поисках Наи в библиотеках, и она догадалась, или как-то ещё — это могло навсегда остаться загадкой, если бы госпожа Айюна сама как-нибудь при встрече ни рассказала. Но сейчас это было не важно, сейчас Ная была счастлива и могла думать только о том, что с этого момента её с мужчинами в Таэмране больше ничего не держало, и они могли уходить когда и куда пожелают.

* * *

— Так как ты это сделала? Почему на меня не подействовало? Что там вообще произошло на арене?! — едва оказавшись в комнатах Наи, засыпал вопросами предводительницу Кьяр.

— Мне госпожа Айюна подсказала, что делать, — улыбнулась женщина, — нужно будет её отблагодарить.

— Она же с тобой даже не разговаривала, — не понял Иран.

— Она мастерски изобразила полное безразличие к происходящему, показывая мне, что делать, — хохотнула Ная.

Разумеется, ей пришлось объяснить всё мужчинам детально, но зато так теперь она и сама, наконец-то, поняла, как использовать внезапно изобретённую магию, потому что на арене она действовала чисто интуитивно. Осознанно она сражалась там только с Ариеном: она понимала, что выиграть у него в скорости не смогла бы, поэтому безжалостно нанесла удар в его единственное слабое место — в себя. Зная, как он на это отреагирует, она в дополнение лишила его возможности что-либо говорить, чтобы его подчинение выглядело для Совета максимально естественно: так, будто она заставила его сдаться магией.

Сейчас, пока Аэн, шипя сквозь зубы ругательства, сшивал края раны на её ладони, Ная пыталась извиниться перед мечником за то, что ей пришлось так с ним поступить, но тот её будто не слышал, продолжая твердить о своей вине и невнимательности. Услышав рассказ Кьяра об устроенном им представлении, Ариен, казалось, расстроился ещё больше: танцор, в отличие от него, вовремя заметил состояние остальных и мгновенно среагировал, не доставив своей госпоже никаких лишних хлопот. Если бы не вечные приказы Наи не жалеть её на тренировках, Ариен бы, наверное, тоже остановился. Но та никогда не позволяла ему поддаваться, и выработанная за годы привычка сыграла в этот раз против него.

— Звёздочка, перестань изображать трагедию! — Ная уже явно начинала злиться. — Через две недели заживёт. Ну, подумаешь, шрам останется! Оно того стоило!

— У Кьяра мозгов хватило прикинуться полутрупом! — упёрся в своё Ариен.

— Да я бы всё равно не смог вырваться за щупальца, — возразил танцор, — какая разница, что я там изобразил?

— Кстати, почему на него не подействовало заклинание? — Эмиэль зажал рот Ариену, чтобы прервать его бесполезный поток эмоциональных самообвинений и задать предводительнице по-настоящему важный вопрос.

Ная в ответ загадочно улыбнулась и показала запястье с белыми заглавными буквами их имён:

— Помните старую сказку про то, что маги огня не могут причинить вред тем, кого любят? — хитро склонила голову к плечу женщина. — Судя по моей татуировке, мы уже один раз выясняли, что это правда, но, видимо, решили, что лучше будет об этом забыть. Демоны его разбери, почему мы тогда стёрли себе об этом память, но напоминание я себе оставила.

— На Кьяра и Ариена твои заклинания не действуют, — сделал вывод Эмиэль, смотря на две обведённые языками пламени буквы.

Лицом танцора в этот момент можно было осветить Центральную площадь. Он закусил губу, но в сияющих глазах восторг от осознания того, что его настолько сильно любили, что даже легенда обернулась истиной, читался и без слов. Кьяр бы с радостью сгрёб Наю в охапку, стремясь выразить все нахлынувшие чувства объятиями, но сдержался, понимая, что момент явно к этому не располагал, учитывая поганый настрой Ариена.

— Действуют, но они не причиняют им вреда, — тепло улыбнувшись счастливому Кьяру, поправила Эмиэля Ная, — я же их поймала, хоть им от этого и было ни холодно, ни жарко.

— Ариен, тебе ведь тоже было просто тепло от магии Наи, да? — танцор оторвал руку Эмиэля от лица мечника, желая получить ответ на свой вопрос.

— Да, — раздражённо тряхнул головой Ариен, — именно в этот момент мне и стоило начать думать!

Ная закатила глаза и, резко выхватив из-за пояса кинжал, пригвоздила руку Ариена к столу, на который он оперся, чтобы вывернуться из захвата Эмиэля.

— Теперь у нас будут парные шрамы двух идиотов! — пояснила свои действия предводительница в недоумении замершему отряду и вскрикнувшему от неожиданности и острой боли Ариену.

— Ты издеваешься?! — вскинулся Аэн. — Мне ещё и его шить?!

— А по-другому он бы ещё год тут страдал, — пожала плечами предводительница.

Но не смотря на всю абсурдность ситуации и кровоточащую, пробитую насквозь ладонь, Ариен, судя по его глуповатой улыбке, похоже, и правда, наконец-то успокоился. Справедливость в его странном мире восторжествовала, равновесие установилось и внутренне недовольство улеглось. Чувство вины смыла кровь,