А вы слышали, что в Мюнише, на юге Эроп, группа заговорщиков объявила себя хозяевами мира?.. и граф, поговаривают, связан с ними… они собираются посягнуть на Рус…

Ну, жители Рус весьма не просты, драться с ними может не каждый… Кое-кто уже пробовал… Там сейчас такое страшилище у власти, что…

Тише!.. тише… как бы нас не услышали… Его щупальца и сюда могут дотянуться…

Ха, ха!.. Здесь свобода!.. Эроп — свободная страна!..

Горбун, держа под ручку блуждающую взглядом там и сям Кази, втанцевал в большой зал дворца, а следом за ним, ослепительно сияя золотой солнечной парчой платья, не вошла — ворвалась Мадлен, радостно озирая танцующих, гордо вздергивая кудрявую голову. Маска льва болталась на ниточках на ее полуобнаженной груди. Золотая картонная корона, обклеенная фольгой, торчала у нее на темени. Золоченые дешевые туфельки на высоких каблуках легко несли ее, стройную длинноногую, прямо в гущу танцующих, в сердцевину вихрящегося спиралью праздника.

Эй, праздник! Мадлен явилась! А что же ты молчишь, праздник! Чего ж не кричишь ей: «Виват! Да здравствует! Ура Царице!»

Как ты была, Мадлен, девкой, так девкой и останешься.

Ну, давай, начинай, танцуй. Видишь, здесь танцуют все твои. Мои?! Ну да, твои хахали. Твои клиенты. Твои старички и холеные прощелыги. Твои мучители. Твои заказчики. Они заказывали тебе ужин с танцем живота и ночной кофе в постель с грудями на закуску. А что заказывал тебе барон?! Шкатулку с тетрадями горбун поставил под лестницу. Сейчас она протанцует тур, другой, упарится и пойдет охладиться в парк. Подышать свежим ночным воздухом. Полюбоваться на звезды. На уток в пруду. И шкатулку захватит.

И утопит, утопит с наслаждением свое прошлое и чужие подсмотренные, подслушанные судьбы.

Горбун увлек Кази танцевать. Вот они крутятся в бешеном вальсе. На Кази никакой маски. Ей хватит и маски сумасшедшей. У нее зрачки широкие, рот приоткрыт, на губах безумная улыбка, волосы распущены, спутаны. Дикая девушка, юродивая. Ей впору танцевать с горбуном. А горбун кто?.. разбойник, продавец индульгенций, легионер, палач?.. Нет, он лишь складывает в кучку вязанки хвороста для костра на площади, когда жгут ведьм и цариц, красивых женщин. Пляшите, друзья мои. Да и я повеселюсь.

А где же здесь, черт побери, граф со своей нареченной?!

Уж она их поздравит. Не обидит.

Мадлен повернулась лицом к ярко горящей люстре, прищурясь, выхватывая глазом из толпы того, кто годился ей на первый тур вальса, и тяжелая, крепкая рука внезапно легла ей на талию, и не успела она опомниться, как властные руки уже крутили ее, колыхали, увлекали вдаль по навощенному узорному паркету.

Барон!

Ну конечно. Как это она забыла о нем.

Он не мог не быть здесь.

Ты не могла его не встретить.

Это было ясно с самого начала. Джунгли высшего света Пари — одна вонючая чащоба. И он тут околачивается за кустами, за лианами, хищный ягуар. Вот-вот прыгнет. Да ведь и она нынче в маске льва. А львица дальше льва прыгает. И дольше льва умирает, если ее убьют. Она выносливей. Крепче. Мужику никогда в выносливости с бабой не потягаться.

Черкасофф вел ее в танце сильно и повелительно.

Он танцем говорил ей: я владею тобой. Пока я жив и здесь — я владею тобой. Ты моя вещь. Мой драгоценный камень. Моя собственность. В свободной Эроп ты — моя рабыня в кандалах. И только у меня ключ от оков. Ты не имеешь права без моего разрешения их сбрасывать. Все будет так, как я хочу. Как я прикажу.

— Привет, Черкасофф, — бросила Мадлен через плечо, задыхаясь в стремительном танце. — Я рада вас видеть.

— Я тоже осчастливлен вашим присутствием здесь. Я вас, клянусь, потерял. Когда вы мне были позарез нужны. Вы лишитесь за это не только части жалованья. А чего-то более существенного.

Музыка гремела им прямо в уши. Звуки сливались для Мадлен в один беспрерывный львиный, в пустыне, вой.

— Я не слишком буду горевать, если чего-то сейчас лишусь. Мне к лишеньям не привыкать. Я счастлива сейчас.

— Вижу, вы счастливы. Мы это дело поправим.

— Как, вам тяжело сносить мое счастье? Вы ревнуете, барон?

Они укалывали друг друга, танцуя, междометиями и иносказаниями. Со стороны казалось: вальсируют дама и кавалер, светские знаменитости, возможно, любовники; этакие пастушок и пастушка. На бароне был костюм Казановы — длинный атласный плащ, панталоны в обтяжку, штаны-кюлотт апельсинового цвета, узкая черная маска, венецианская баута. При поворотах шпага, болтающаяся на поясе барона, била Мадлен по ногам.

— Шпага настоящая?..

— Вы еще спросите, Мадлен: а жизнь настоящая?.. Видите, сколько здесь знакомых рож?..

— Не счесть. И я любилась со всеми.

— И вы их всех ненавидите?..

— Как вас. Точно так же.

— Я ни минуты не сомневался в этом.

Длинная, узкая улыбка. Как клинок шпаги. Не отвести.

Они провальсировали в угол, где лакеи хлопотали около столиков на колесиках с разложенными на них в продуманном беспорядке фруктами, конфетами, вазочками с мороженым, уставленных рюмками с коньяком, бокалами с шампанским. Мадлен задохнулась. Барон не пощадил ее в вальсе. Он не пощадит ее и в другом танце.

Да и ей его щадить не след.

Не Царское это дело. Казнить, нельзя помиловать.

— Ну, так. — Улыбка под дергающимися усами перекосила его лицо. — Вот что. Хватит любезностей. Я разыскивал вас не ради ваших изумительных глаз. Если понадобится, я выколю вам глаза, и вы это знаете. Мне срочно нужны были записи. Все записи, что делали вы. Особенно в последнее время. Мне нужны тетради, Мадлен. Все тетради. Сейчас я увезу вас с Карнавала в особняк. Однако я там перерыл все. Где вы их прячете?!

Она завлекательно, сверкнув зубами, улыбнулась ему и протянула руку. Грудь ее вздымалась часто, высоко. Барон не сводил с ложбинки между ее грудей ненавидящих глаз.

— Я утомилась танцевать. Дайте мне, пожалуйста, апельсин. Меня это освежит.

Барон с перекошеным ртом схватил со столика апельсин, швырнул ей.

— Жрите.

Мадлен стала отнюдь не изящно чистить плод, запуская в него ногти, пальцы, зубы. Эфир и масло из рвущейся шкурки брызгали ей в лицо.

— О, чудо, — пробормотала она, высасывая дольки, облизывая не по-светски пальцы. — Львы любят апельсины. Львов надо кормить только апельсинами.

— Что вы брешете?!.. каких львов…

Он заметил маску льва, болтающуюся у нее на шее на завязках.

Мадлен доела апельсин, вытерла руки о платье и очаровательно улыбнулась барону.

— Я не отдам вам записи, Черкасофф.

Он пришел в бешенство. Она видела это.

— Ты отдашь мне тетради сию минуту. Я сам поведу машину на Делавар. Идем. Быстро!