Зена бросила на юношу выразительный взгляд, и тот мигом затих. Габриэль доела булку и пересела поближе к Адрику. Воительница слышала только тихий голос девушки, но без труда догадывалась, о чем она говорит.

«Превосходно, Габриэль! Займи молокососа, утешь его, и пусть сидит себе в уголочке», — подумала она, переключая внимание на старших.

— Третий перебрался сюда недавно, кажется, в прошлую зиму. Он с запада и раньше торговал оружием, продавая его кому попало и даже обеим воюющим сторонам!

— Такие есть повсюду. Ради денег пойдут на что угодно, — подала голос воительница. — Продолжай.

— Офер жил недалеко отсюда, мы знали его в лицо, но наши пути не пересекались. Его двоюродные братья Пиксус и Мидерон выросли на нашей улице. Они отправились добровольцами в Трою, но вернулись задолго до окончания войны. Ходили слухи, будто они ограбили палатку командира. — Зене не хотелось отвлекаться на сплетни, и она многозначительно откашлялась. Мужчина обиженно посмотрел на нее: — Говорю все, что знаю.

— Ты все равно не уедешь из Афин до темноты, — вмешался Кратос и получил от воительницы ледяной взор, в ответ на который поднял на Зену ясные, невинные глаза.

Воительнице ничего не оставалось, кроме как смириться:

— Ты прав, время у меня есть. Пусть продолжает рассказ.

Пекарь, широко разведя руки, с дружелюбной улыбкой обратился к Зене:

— Брезакиус немного помутился рассудком с тех пор, как троица похитила его отца и сына. Так вот, от Пиксуса и Мидерона добра не ждали, поэтому никто не удивился, когда они превратились в настоящих негодяев. Даже вооруженные соседи их остерегались. Братцы нуждались в деньгах, еде и крыше над головой, но совершенно не желали трудиться. Когда они вернулись с войны, Офер взял парней к себе. Перед отъездом из лагеря они получили по две серебряные монеты и могли бы неплохо жить в городе. Мне и сыну такая сумма была бы большим подспорьем. Но вояки пропили деньги за несколько дней.

Разумный человек понимает, что даже на вино полагается заработать, и находит себе дело. Бессовестные типы, напротив, принимаются воровать кошельки и разбойничать в округе.

— К чему эти подробности? — Отступления всегда раздражали воительницу.

Пекарь вернулся к главной теме.

— Офер почти так же толст и уродлив, как его братец. Слава богам, хоть старший сидит в тюрьме, и…

— Погоди-ка, ты что, о Мондавиусе? — перебила Габриэль. Зена недовольно взглянула на нее, и девушка прищурилась.

— Именно, — неохотно ответил пекарь, поежившись от одного звука ненавистного имени. — Толстяк затеял драку прямо посреди рынка: пытался скрыть, что срезал кошелек, и в результате сбил пять лотков и покалечил с полдюжины стражей. Поговаривают, Мондавиус застрял в темнице до следующего лета.

— Похоже, он и тогда не выйдет, — пробурчал Адрик. — Один из его прихлебателей утверждает, что хозяину там нравится: чувствует себя маленьким царьком.

— Да уж, не стану спорить, — поддакнула Габриэль и осеклась, как только воительница вздернула бровь. — Извините, что перебила.

Зена отвернулась, пекарь бросил своему надутому сыну маленькую булочку и продолжил:

— Офер, Пиксус и Мидерон втроем разработали план. «Великие Покровители» — так они себя назвали и собрали шайку, которая стала воровать вместо них. Поначалу они были очень осторожны и заманивали только мальчишек, которым все казалось веселой игрой. «Покровители» обращали внимание и на родителей: им подходили лишь те, кому некогда заниматься детьми. Но жадность их непомерно росла, и денег стало не хватать. Троица принялась вербовать всех подряд, и вскоре все мальчишки с ближайших улиц, да и многие девчонки, уже промышляли воровством. Их родители узнали об этом, но… Неважно. Некоторые дети по-прежнему считали кражи забавой и радовались паре медяков, подаренных «Великими». Другие боялись ослушаться, потому что те угрожали их семьям.

Зена покачала головой:

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь это противозаконно. Почему никто не сообщил царю?

— Никто не знал, что происходит, — извиняющимся тоном ответил пекарь. — Неужели кто-то поверит мальчугану, рассказавшему такую историю? Конечно, нет: решат, что выдумал оправдание. Или, допустим, отец замечает, что у его ребенка водятся деньги, и точно знает, что честным путем сын их добыть не мог. Думаешь, он пойдет доносить царю? А если ребенок отдал медяки нищей матери? Выбор простой: голодать — или поверить, что сын нашел монетку на дороге. Какая польза от правды?

Рано или поздно правда выходит на свет: сын стал вором. Хоть один отец пойдет болтать об этом направо и налево?

— Но ведь существует царь, — напомнила Зена. — Есть закон и стража, которой полагается следить за его соблюдением. Слышал об этом?

— Мы отправили посла, — вступил в разговор Брезакиус. Его зрачки расширились от страха, — человека, который передает наши просьбы царю. Полидор так и не вернулся.

— Постой, — перебила воительница, поднимая руку. — Я что-то не понимаю. Ты хочешь сказать, что Тезей…

Брезакиус развел руками и вздрогнул, проведя костяшками пальцев по грубому столу.

— В том-то все и дело! Мы не знаем, что случилось с послом, добрался ли он до царя. Порядок приема таков: сначала нужно встретиться с младшим чиновником. Идиометом, он решает, пускать тебя к следующему чиновнику или выгнать взашей на улицу. В наши дни, спроси любого на рынке, редкие счастливчики добираются до второго чиновника. Только их просьбы все равно остаются без ответа. Говорят, с Идиометом лучше не связываться.

Воцарилось молчание, прерванное долгим, усталым вздохом воительницы.

— Мне очень жаль. Но я не могу вам помочь.

— Ты еще не все узнала, — остановил Брезакиус и поспешно, боязливо добавил: — Прости, что вмешался, королева воинов!

— Правильно сделал. Рассказывай.

— Мы не стали отправлять во дворец второго гонца. Честно говоря, добровольцев не было. Тогда мы припугнули Кратоса и еще двух мальчишек, и они рассказали нам всю правду про «Покровителей». Мы с Уклоссом навестили троицу и велели разбойникам убираться подобру-поздорову, — Брезакиус закусил губу и потупил глаза. — Они ничего не ответили. Принимали нас по-царски: предложили вино в роскошных кубках, каких никто здесь не может себе позволить. В общем, негодяи вели себя любезно и гостеприимно, но даже Уклоссу стало страшновато. Что уж говорить обо мне! У меня все поджилки тряслись. Думал, они вот-вот на нас бросятся и убьют, — мужчина помолчал и добавил: «Покровители» не сомневались в своей безнаказанности. Они победили, а мы проиграли.

Наконец, мы ушли, и проводили нас так же вежливо, как встретили. Вернувшись домой, я застал жену всю в слезах, а мой отец и сынишка исчезли без следа. Жена так рыдала, что говорить не могла. Выяснилось, что «Покровители» послали вооруженных солдат, и они увели с собой папу и сына. Жена хотела было