гармонии, братского окончательного согласия всех племён по Христову евангельскому закону!» Всё творчество Пушкина было как раз таким ярким образцом искания подлинно русским человеком идеала «всечеловечности».

Прочитав речь своего друга в особом выпуске «Дневника писателя», К.П. Победоносцев пожелал «этому листку самого широкого распространения», однако вскоре прислал Ф,М. Достоевскому статью К.Н. Леонтьева без каких-либо разъяснений: «Взгляните на статью Леонтьева по поводу Вашей речи в № 169 „Варшавского дневника“». Возможно, К.П. Победоносцев этим жестом хотел показать Ф.М. Достоевскому, что не во всём согласен с речью. В этой статье К.Н. Леонтьев справедливо отмечает основную неправоту и даже непоследовательность Достоевского: «Пушкинская» речь, по мысли критика, по сути есть странный «рецидив» мечты о земном благоденствии, которую Достоевский, казалось бы, уже давно изжил: «Сравнивая „Братьев Карамазовых“ с прежними произведениями г. Достоевского, нельзя было не радоваться, такой русский человек, столь даровитый и столь искренний, всё больше и больше пытается выйти на настоящий церковный путь… Ещё шаг, ещё два, и он мог бы подарить нас творением действительно великим в своей поучительности. И вдруг эта речь! Опять эти «народы Европы»! Опять это «последнее слово всеобщего примирения»! Этот «всечеловек»!

Определённые отличия во взглядах между К.П. Победоносцевым и Ф.М. Достоевским наблюдаются в их отношении к славянофильству. К.П. Победоносцева всегда настораживало в славянофилах романтическое идеализирование ими некоторых национальных политических форм, прежде всего Земского собора, по образцу соборов XVII века, что привело его к охлаждению отношений с И.С. Аксаковым и М.Н. Катковым. Министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев, тайно готовивший подобное мероприятие, был уволен со своего поста в 1882 году при непосредственном участии К.П. Победоносцева. Ф.М. Достоевскому же идея Земского собора казалась привлекательной.

Сближала же их идея создания сильной монархии путём восстановления в русской жизни допетровской церковности. Фёдор Михайлович высоко ценил в Константине Петровиче глубокое понимание им роли самодержавия, религии, православия, церкви: «Для народа царь есть воплощение его самого, весь его идеал надежд и верований его». Самодержавие Ф.М. Достоевский рассматривал как категорию духовного порядка: «У нас, русских, — писал он, — конечно, две страшные силы, стоящие всех остальных во всём мире, — нераздельность миллионов народа нашего и теснейшее соединение его с монархом. Народ — сын царёв, а царь — отец его».

К.П. Победоносцев подал мысль императору Александру II пригласить Фёдора Михайловича для бесед со своими младшими сыновьями. С начала 1878 года начались встречи Ф.М. Достоевского с великими князьями Сергеем и Павлом, продолжавшиеся и в последующие годы. Константин Петрович рекомендовал великим князьям и цесаревичу Александру сочинения Достоевского — «Бесов», «Братьев Карамазовых», очередные выпуски «Дневника писателя». Позже Фёдора Михайловича пригласил к своим сыновьям Константину (будущий К.Р.7) и Дмитрию брат императора, великий князь Константин Николаевич. К.П. Победоносцев устроил 16 декабря 1880 года встречу писателя и наследника в Аничковом дворце, на которой Ф.М. Достоевский лично преподнёс цесаревичу том «Братьев Карамазовых».

После смерти Фёдора Михайловича К.П. Победоносцев писал цесаревичу, будущему Александру III: «Смерть Достоевского — большая потеря для России. В среде литераторов он едва ли не один был горячим проповедником основных начал веры, народности, любви к Отечеству. Несчастное наше юношество, блуждающее, как овцы без пастыря, — к нему питало доверие, и действие его было весьма велико и благодетельно». Он организовал похороны Фёдора Михайловича, добился особой пенсии вдове писателя Анне Григорьевне (2000 рублей ежегодно, такой пенсион полагался генеральским вдовам), стал опекуном детей Ф.М. Достоевского, под его надзором издавалось посмертное собрание сочинений. Через неделю после смерти автора «Братьев Карамазовых» Константин Петрович пишет Е.Ф. Тютчевой: «Достоевского мне очень жаль — он был глубокий человек и горел огнём. Мы с ним сошлись у Мещерского и с тех пор были друзьями. Он хаживал ко мне, по субботам после всенощной, и был желанным гостем… В понедельник, на другой день после похорон, я собрал у себя близких приятелей покойного Достоевского: Григоровича, Майкова, Полонского, Влад. Соловьёва, Мещерского, Филиппова. Они у меня обедали и просидели вечер в беседе о покойном нашем друге». В дальнейшем он переписывался до самой своей смерти с Анной Григорьевной и всячески содействовал ей. Анна Григорьевна подружилась с супругой Константина Петровича Екатериной Александровной Победоносцевой.

8. Обер-прокурор (1880), гибель Александра II (1881), Манифест о незыблемости самодержавия

В качестве члена комиссии по судебной реформе в начале 1860-х годов К.П. Победоносцев участвует в заседаниях Государственного совета, на которых происходило обсуждение проектов судебных уставов. Очевидно, уже тогда у него начинает формироваться отрицательное отношение к этому законосовещательному органу, что впоследствии, в 1880-х годах, приведёт его к мысли о необходимости упразднения данного учреждения как заключающего в себе потенциальную опасность превращения в законодательный орган, ограничивающий самодержавную власть. Его дневники за 1862 год изобилуют критическими замечаниями в адрес Государственного совета: «И тут — толпа без рассуждения. Толкуют без всякого толку. И вот — наши парламенты!». «Тоска была невыносимая. Тоскливее, чем в общем собрании Сената. И это — наше законодательное собрание!», — пишет Константин Петрович по поводу очередного «вялого» заседания Государственного совета, члены которого «либеральничали до тошноты» и предлагали «невероятно уродливые меры».

Заседание Соединённых департаментов Государственного совета по делу о преобразовании судопроизводства не оставляет у К.П. Победоносцева никаких иллюзий в отношении профессиональных знаний его участников: «Жалко подумать — каким скудным запасом сведений обладают самые деятельные из членов: одностороннее отношение к предмету, поверхностные взгляды: ни один вопрос глубоко не обсуждается. Так, например, никто не умеет объяснить идею кассации и отличить ее от апелляции… Бледность знаний и юридических идей поразительная. Бедная Россия! И вот кто тебя преобразовывает!» Таким образом, ближайшее знакомство с людьми, участвовавшими в подготовке судебной реформы, а также с правительственными приёмами преобразований приводит его к однозначному выводу: «В одном народе чуется сила мысли и действия. А наверху, в правительстве, — страшно и подумать, что делается. Безумные и мальчишки нами правят — в их руках благо и честь России».

В феврале 1868 года К.П. Победоносцев был назначен сенатором, присутствующим во II департаменте Сената, и возведён в чин тайного советника, в ноябре того же года он был переведён в Гражданский кассационный департамент. В 1872 году тайный советник и сенатор Гражданского кассационного департамента Сената К.П. Победоносцев вводится в состав Государственного совета и участвует в его заседаниях уже в качестве действительного члена, а не как приглашённое по отдельным вопросам лицо. О назначении на эту должность он впоследствии напишет Николаю II: «Без всякого ходатайства с моей стороны и без всякого участия цесаревича я был назначен членом Государственного совета и тут получил возможность высказывать вслух всем свои мнения по государственным вопросам — мнения, коих никогда ни от кого не скрывал. Так, мало-помалу приобрёл я репутацию упорного консерватора — в противодействии новым направлениям