Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне нравился запах Матвея, правильно даже будет сказать, запах его парфюма. А эта толстовка пахнет телом. Крепким мужским телом, адским тестостероном и властью.
Рассматриваю его профиль, не скрываясь.
Сегодня на его лице появилась щетина, и она до умопомрачения ему идет, хоть и делает старше. Волевой подбородок подпирает правая рука, опираясь на подлокотник, а левая расслаблено управляет машиной.
Мы едем плавно, соблюдая скоростной режим и все дорожные знаки. И меня в другой раз бы это взбесило, но не сегодня, когда с ним не хочется никуда спешить.
От моего состояния униженной и оскорблённой ничего не осталось, кроме саднящей щеки и мелких мурашек, периодически пробегающих по моему телу.
Но сейчас, когда я смотрю на этот светлый джемпер, напоминающий кольчугу, и широкие плечи, я не уверенна, что мурашит меня от озноба.
Он везет меня домой, я знаю подспудно.
Это как раз то, о чем я говорила.
Я его опасаюсь, но рядом с ним безопасно.
Он не разговорчив и всё время молчит, а я хочу, чтобы он узнал мое имя.
Для чего?
— Меня Юля зовут, — пусть знает, кого спасает уже во второй раз.
— Согрелась?
Не интересно.
Ему не интересно мое имя.
Я для него дочка какого-нибудь знакомого, которую он втайне от папки снова вытаскивает из дерьма.
Не больше.
Меня несказанно это задевает, и запускает в моей крови волну негодования.
— Как так получилось, что я снова нахожусь в вашей машине? — молчать я не могу, в морге успеется.
— Я — не маньяк. И за тобой не слежу, — поворачивается ко мне и с легкомысленной улыбкой изгибает брови.
— Но именно так я и считаю, — разворачиваюсь к нему всем корпусом, случайно задевая рычаг переключения скоростей.
От него не укрывается сея неосторожность, и он бросает на меня укоризненный взгляд отца.
— Я знаю, — опускает правую руку и кладет поверх селектора, защищая от раздолбайки-меня.
И всё.
Он снова молчит, когда у меня просто полыхает в груди.
Я одна это чувствую?
Почему так жарко?
— Можно печку убавить? — бурчу обиженной девочкой. — И музыку выключить. — Да, вредничаю, но сколько можно слушать одно и то же?
Пусть считает меня истеричкой малолетней. Просто не нужно вести себя, как равнодушная задница.
Мистер Костюм усмехается и выполняет ровно то, что я попросила.
Хотя, скорее велела.
Рассматриваю уличные билборды и огромные светодиодные экраны.
Тишина давит.
Я так не могу.
Долго молчать не могу.
— Почему вы меня постоянно спасаете? Поверили в себя, что герой? Думаете там, — указываю пальцем наверх, — вам воздастся? Ну, типа каждому по заслугам и всё такое, — выжидательно смотрю на Костюма.
Не поворачивая головы, слышу, как вздыхает.
Я его утомила? Так я еще не начинала даже.
И подвозить меня не просила.
Решив, что ответа, как обычно, я не дождусь, вдруг замираю под глубоким мужским баритоном:
— За мной столько грехов водится, что на место в раю не рассчитываю.
Очевидно, что эта информация меня должна насторожить. Возможно, конкретно сейчас, Сурикова, он признается тебе, что лишил жизней не малое количество людей, а ты сидишь тут, млеешь от его голоса и широких плеч.
— Вы всё-таки маньяк? — кажется, прозвучало как будто с надеждой.
Мистер Костюм откидывает голову назад и раскатисто смеётся, щуря глаза и прикрывая кулаком рот.
Хохочу вместе с ним.
— Да. И прямо сейчас я везу тебя пить горячий кофе. А вот потом, — таинственно понижает голос, отчего начинаю нервозно ерзать, потому что где-то внизу чувствую, как горячий узел закручивается в спираль, — собираюсь отвезти тебя домой, — улыбается.
«И как следует отыметь», — добавляю про себя и краснею.
Вот черт.
Свожу колени вместе и зарываюсь по самый нос в толстовку Костюма, чтобы ненароком не выдать свои пунцовые щеки.
Я надеюсь, он не умеет читать мысли?
***
Кручу головой по сторонам, потому что мы и правда подъехали к какой-то кофейне. Здесь очень светло и людно, поэтому решаю не волноваться. Мне достаточно того, что мое сердце отбивает чечетку от наивной, глупой радости, что этот странный, чужой, но такой манящий Мужчина поведет меня в кафе.
И мне глубоко безразлично, из каких соображений он это делает, возможно даже не придавая этому факту столь значимого значения, но сейчас в его тачке сижу именно я и его толстовка надета на мне, а значит я могу с чистой совестью представить, что мы как будто бы вместе.
Поспешно отворачиваюсь и берусь за ручку двери, чтобы он не успел заметить на моем лбу сияющей надписи: «Уиииии»!
— Посиди. Я схожу за кофе, — Мистер Костюм стирает певучие гласные, рисуя вместо букв огромный жирный поднятый вверх средний палец.
Так тебе, Сурикова, закатай губу обратно.
— Хорошо, — обиженно закусываю губу и отворачиваюсь.
Он уходит, бесшумно прикрывая за собой дверь.
Чертов педант.
И дело не в том, что у этой модели машины, шумно и не получилось бы. Просто Константин, мать его, Николаевич, такой весь правильный и уравновешенный, что хочется немножко пошалить и добавить хаоса в его правильность.
Рыскаю по салону, к чему бы придраться и за что можно было бы зацепиться.
Я хочу тебя узнать, Романов Константин Николаевич. Потому что кроме того, что ты — адвокат, я ничего не знаю.
В углублении приборной панели коротко булькает телефон.
Гипнотизирую его взглядом, а руки чешутся его взять.
Закусываю изнутри щеки и воровато оглядываюсь по сторонам.
Я только посмотрю.
«Ну там, на модель телефона, например», — уверяю себя.
Меня не удивляет, что его телефон — отпрыск американского откушенного яблока последней модели, но меня поражает, что он не запаролен.
Неразумно и самонадеянно, Мистер Костюм.
Провожу пальцев по гладкой панели и жмурюсь от понимания, что этой поверхности касались его теплые длинные пальцы.
Первое, что я стараюсь успеть сделать — узнать номер его телефона. У меня нет времени задаваться вопросом, на кой черт мне его номер, но я поспешно ввожу свои цифры и делаю себе дозвон.
Быстро стираю и бросаю взгляд в сторону кофейни.
Молясь о том, чтобы очередь за кофе была, как можно длиннее, шарю по иконкам дисплея.
Но надкусанное яблочко абсолютно пустое: ни чертовых фотографий в галереи, не загруженных документов, ничего.
Кроме одного непрочитанного сообщения, будоражащего любопытством мою бунтарскую кровь.
От И 553: В. доволен работой. Всё было сделано чисто и без лишних свидетелей.