мать так близко к клетке. Других львов — Леди и Биг Боя — он ненавидел.

Разумеется, Томми знал, что из всех кошачьих львы — самые неопасные. Да, они рычат, скалятся, но такое их поведение большей частью умело провоцировал отец — чтобы звери выглядели свирепыми, а шоу — более зрелищным. Не тот кот опасен, который сидит и рычит — это просто признак хорошего настроения, вроде виляния хвостом у собак. Вот если зверь начинает прижимать уши и припадать к земле — жди беды. И все-таки Томми никогда не смотрел, как работает отец: пальцы холодели, а живот начинало нехорошо крутить.

— Ну, что ты скажешь о новом приобретении, Том-младший? Хочу назвать его Принцем.

Томми поковырял землю носком. Принц был молодым золотисто-коричневым самцом с большими янтарными глазами и рыжеватой гривой. Открыв большую пасть, он зевнул, демонстрируя огромные клыки, потом игриво выпустил когти.

Томми пробрало холодом от затылка до пяток.

— Папа, он очень красивый, но… опасный. Ты же не будешь с ним работать?

— Я же не учу тебя летать, Том-младший, — рассмеялся отец.

Возле Томми остановился Ламбет.

— Ну что, самый юный воздушный гимнаст в мире, будешь летать в этом сезоне?

— Это зависит от Сантелли.

Томми чувствовал, что мать злится, но не знал почему, а спрашивать не решался.

Весь обратный путь Элизабет Зейн молчала. По прибытию домой родители отослали Томми делать уроки, а сами, приглушая голоса, говорили допоздна.

Даже во сне Томми, казалось, слышал их тихий спор.

Ноябрь остался позади. За несколько дней до Рождества Томми вернулся домой и обнаружил, что отцовская машина стоит возле дома, а лицо матери припухло от слез.

— Мама, что случилось? Пап…Пап, тебя призывают, что ли?

В последние месяцы войны под призыв попадали и мужчины за тридцать, и семейные с детьми.

Отец покачал головой.

— Если бы меня хотели призвать, забрали бы два года назад. У меня слишком плохое зрение. Нет, дело в тебе. Сядь, сынок.

— В чем дело? Что случилось? Мам…

— Отец объяснит.

Мама отвернулась, и Томми с тяжелым сердцем опустился на стул.

— Расслабься, — начал Том Зейн. — Все нормально, ничего страшного не произошло. Я просто получил письмо, которое огорчило твою маму. Скажи, говорили Сантелли что-нибудь о своих планах на будущий год?

— Да ничего такого… Разве Марио обещал, что увидимся. Значит, они останутся у

Ламбета. Ну, еще говорил, что будут брать меня на представления время от времени. Вот и все. А что? Они не вернутся к Ламбету?

— Марио прислал тебе записку… отдам ее позже. А теперь я хочу спросить кое-что важное. Сынок, ты действительно хочешь быть воздушным гимнастом?

— Конечно!

— Нет, подожди, не так. Ты абсолютно уверен, что хочешь заниматься именно этим? Или просто забавляешься?

Томми поерзал, слегка напуганный мрачной серьезностью его тона. Но прежде, чем мальчик успел ответить, отец продолжил:

— Быть может, я сделал ошибку. Может, следовало позволить тебе где-то обосноваться… отдать тебя в школу, в пансион. Чтобы ты жил на одном месте.

— Папа, ради бога, я бы так не смог!

— Томми, Томми, большинство людей и помыслить не могут, что можно жить как-то по-другому! Знать бы мне, что ты этим заразишься. Я разрешил Марго учить тебя акробатике, просто чтобы ты не путался под ногами. А когда ты заговорил о воздушных трапециях… ну, я полагал, ты передумаешь, не успев и наверх залезть.

— Откуда тебе было знать…

— О, многие дети воображают себя цирковыми звездами. Я думал, ты поймешь, как это трудно, и бросишь. И Тони Сантелли так думал. Сказал, что ты просто развлекаешься, и чем скорее тебе надоест, тем лучше. Специально велел Марио с тобой не церемониться. А ты взял и всех удивил.

Томми открыл рот, потом закрыл.

— Говори, — разрешил отец.

— Это не просто забава, папа. Нет… забавно, конечно, но все-таки больше… ну, я хочу этим заниматься и могу, и чем больше я работаю, тем лучше хочу стать…

— Я знаю, — перебила мать. — Но в том и дело, Томми. Если ты забавляешься, самое время остановиться. Наигрался. Они даже позволили тебе с ними выступать. Так что?

— Мам, я не понимаю. Я совсем не хорош… я даже на запасного пока не тяну. Я только начал! Как я могу бросить?

— Ты прав, — вздохнул отец. — Для любителя ты неплох. Но если ты хочешь заниматься полетами на профессиональном уровне, твой путь только начинается. Но… но я не хочу, чтобы ты через несколько лет проснулся и обнаружил, что больше ничего, кроме этого, не умеешь.

— Ну… — озадаченно сказал Томми, — а я больше никем и не хочу быть.

Родители обменялись странными взглядами.

— Что ж, — задумчиво кивнул Том, — это и есть ответ. Ладно, сынок… сегодня я получил письмо от Тонио Сантелли. Он пишет то же, что сказал тебе. Они хотят, чтобы ты выступал с ними в следующем году.

— Папа…

— Я понимаю. Но есть один нюанс. Он хочет, чтобы ты заключил с ним контракт.

На три года. Он говорит, это минимальный срок, за который из тебя можно сделать что-то стоящее внимания. Зарплата будет маленькая — это нормально, все честно. По крайней мере, на будущий год они остаются с Ламбетом, и ты будешь жить с матерью и со мной. Но у них есть одно условие. И твоя мать… нет, Элизабет, я скажу ему… твоя мать попросила, чтобы я отказался, даже не поставив тебя в известность. Они хотят, чтобы ты приехал в Калифорнию на следующей неделе.

— На следующей неделе?

— Да. Сразу после Рождества. Зиму ты проведешь с ними. Поживешь у сестры Анжело, она содержит семейный особняк. Будешь учиться, готовиться к сезону.