пеплом, и говорит: «Возьмете Джонни обратно — я уйду». И прибавляет: «Тот парнишка, Зейн. Он, конечно, Джонни в подметки не годится, но с первой минуты, как Мэтт взял его на аппарат, работает, как следует. Не без ошибок, зато не ждешь, что он сделает гадость ради забавы. У парня есть уважение. Не корчит из себя остряка, не огрызается, не спорит направо и налево». Вот и все. Папаша Тони ведет себя так, будто мы ему души продали с телами заодно. Я, бывает, выступаю, как примадонна. Но именно Анжело держит шоу на плаву, и я хочу, чтобы ты об этом не забывал, парень.

— Анжело такое сказал? Про меня?

Томми готов был чем угодно поклясться, что Анжело не обращал на него ни малейшего внимания.

— Да, про тебя. Но я говорю это не для того, чтобы ты тут зазвездел. Просто объясняю, что тебе еще учиться и учиться. И зиму будешь пахать как проклятый, если хочешь отправиться в тур вместе с нами.

— Я понимаю.

Но удивление не проходило. Значит, он нравится Анжело, раз тот замолвил за него слово!

— И вот еще что. Джонни свое дело знал. Но потом у него появлялась какая-нибудь дикая идея, он пробовал новые трюки, никого не предупредив, показывал что-то на публике, ни с кем не согласовав. Ему все сходило с рук, все получалось — удачлив он был чертовски. Но не дай бог кому-то слово против сказать. Он никого не слушал. Не тренировался. Говорил, что и без репетиций нас всех вместе взятых за пояс заткнет. И это была правда, черт подери! Он был гениален! Но в семье такое отношение не прокатывает. Черную работу он не делал… Огрызался постоянно — на Анжело, на Папашу Тони. Им, конечно, удавалось его уламывать, но он все время требовал объяснить, почему он должен делать это, почему то… А ты сам знаешь, какой на этот счет Папаша Тони. Да и Анжело тоже. Они говорят тебе что-то делать, ты идешь и делаешь.

Без вопросов. В дороге только так и можно. А Джонни вечно спорил — надоел до чертиков. В общем, после того, как Джонни ушел, ладить с Анжело стало гораздо проще. И когда Папаша Тони завел речь о том, чтобы взять его назад, Анжело заартачился. Так что мы решили дать шанс тебе. Все равно Джонни скорее всего послал бы нас далеко и надолго. Ну, вот и вся история.

С глубоким вздохом Марио повернул машину на подъездную дорогу, усыпанную гравием.

ГЛАВА 7

Машина приблизилась к большим железным воротам, и те открылись, слегка покосившись.

— Приехали. Наш старый добрый монстр.

Издали можно было различить лишь темную, смутно вырисовывающуюся громаду здания. Кажется, там были еще эркеры, башенки и бесчисленные флигели.

— Жуткое место, — безапелляционно заявил Марио. — Папаша Тони и мой отец купили его по дешевке во времена немого кино — в годы Депрессии. Дом уходил с молотка. Здесь жила какая-то знаменитость — то ли покончила с собой, то ли что.

Разобрали старый бальный зал на куски и установили там аппарат. Потом здесь лет шесть были зимние квартиры для десятка трупп воздушных гимнастов. Но сейчас им пользуется только семья.

Марио вышел из машины и взял чемодан Томми.

— Иногда Папаша Тони заводит, что надо бы продать его и купить что-нибудь поменьше. Нас, конечно, много, семья большая, но не настолько. Но теперь трудно избавиться от такой огромной развалюхи. Даром и то не возьмут.

Возле дома были припаркованы еще три автомобиля: серый Форд седан, которым Сантелли пользовались на гастролях; гигантский черный «Хадсон» и выгоревший на солнце спортивный MG, щедро забрызганный красной грязью и глиной.

— Похоже, у Лисс и Дэвида новая машина, — нахмурился Марио. — Это не калифорнийская грязь. Номера Миннесоты? Интересно, чья она…

Он рывком распахнул дверь.

— Входи, Том.

На первый взгляд холл показался темным и громадным. Освещал его старомодный канделябр, дающий больше теней, чем света. На комоде лежали куртки, свитера и детская обувь. Пол устилал старый прохудившийся ковер. В воздухе стоял аромат кофе и специй, и Марио с одобрением потянул носом.

— Похоже, приготовления к Новому году идут полным ходом.

Он поставил чемодан на пол, и словно по сигналу в конце холла появился Папаша Тони.

— Это ты, Мэтт? Ты встретил… а, вижу. Рад встрече, Томми.

Обутый в тапки, он неслышными шагами пересек холл и протянул руку. Закатанные рукава синей рубашки открывали жилистые загорелые предплечья.

Густые побелевшие волосы были аккуратно зачесаны с низкого лба, но седые брови делали взгляд тяжелым. Томми почувствовал, как пронзительные глаза за секунду смерили его с головы до ног, отметив все, включая оторванную пуговицу на свитере и потертую обувь.

— Как поживает отец, Томми?

— Очень хорошо, спасибо, сэр.

— Мэтт, где мы его поселим?

— В комнате Джонни.

— Не выйдет. Джонни здесь, — имя Папаша Тони выговаривал скорее как «Джанни». — Ты разве не видел его машину? И он привез с собой партнера, девушку. Для нее тоже надо найти комнату. Ну, Люсия что-нибудь придумает.

Он кивнул Томми, явственно пытаясь казаться добрее.

— Будь как дома, мальчик мой.

Марио распахнул двери справа по коридору, и они вошли в большую длинную комнату с высоким потолком. Толстые выгоревшие занавеси на окне были раздвинуты, в огромном камине трещало пламя. Возле огня спинами к двери собралась (как показалось Томми) целая толпа мужчин, женщин и детей.

Некоторые сидели на стульях с высокими спинками, другие устроились на кожаных пуфах. Девочка возраста Томми и младший мальчик прикорнули на полу. Посреди этой группы стоял, оживленно жестикулируя, красивый блондин в синем свитере.

— …и я сказал старому Френзелю, что он может сделать со своими приказами, и не стал дожидаться, пока он