И никто — ни мама, ни я — не сможем их снять. Только ты — и то, когда тебе исполнится двадцать один.

— Пап, ты что, мои деньги ему не доверяешь?

— Если бы я не доверял ему твои деньги, разве я доверил бы ему своего сына?

Просто хочу, чтобы у тебя был начальный капитал. В общем, никаких денег, пока тебе не стукнет двадцать один.

Отец улыбнулся, но глаза были серьезные.

— Адский труд и мелочь на карманные расходы. И ты знаешь, как Тони обращается со своими. Последний раз спрашиваю, сынок. Мне ставить подпись?

Томми кивнул. Отец расписался, потом Томми взял ручку и написал на контракте свое полное имя: Томас ЛеРой Зейн-младший. И вдруг задумался, каково будет чувствовать себя Томми Сантелли.

В канун Рождества к Томми запоздало пришло осознание всей важности принятого решения. Всю неделю, проведенную в разъездах по магазинам, он был слишком взволнован, чтобы думать. Теперь же отец, развалившись в кресле, курил сигару из присланной Ламбетом пачки, мать напевала рождественский гимн, а ему хотелось плакать. Хотелось вскочить, разрыдаться, умолить отца написать Сантелли, что все это ужасная ошибка, что он не собирается никуда ехать. Потом отец пошевелился в кресле, Томми встретился с ним глазами и почувствовал, будто отец знает, что у него на уме. Том Зейн столько проработал с животными, что понимал все происходящее без слов.

— Лентяйничай, пока можешь, — сказал отец с зевком. — Недолго осталось.

Слова застряли в горле. Несколькими дня позже, собирая новый чемодан, Томми удивлялся, как мог в чем-то сомневаться.

В канун Нового года под яростным ливнем Томми сел в автобус до Лос-Анджелеса. Махая на прощание родителям, он знал, что прощается с детством.

Когда родные лица исчезли из виду, стало немного грустно. Даже дома у него больше не было: мама перебиралась к отцу на зимнюю стоянку. Впрочем, если подумать, это место вряд ли можно было назвать настоящим домом. Томми ощущал странную неопределенность, подвешенность, но он был слишком молод и жизнерадостен, чтобы долго печалиться. К тому времени, как автобус выехал на трассу, Томми уже спал и видел сны.

ГЛАВА 6

Автобусная станция в Лос-Анджелесе кишела людьми. Томми неуверенно брел сквозь живой поток, волоча тяжелый чемодан и вглядываясь в чужие лица. Он привык к шумным легкомысленным толпам окраин, и люди большого города немного его пугали. В зеркальной двери Томми поймал свое отражение — на него глянул коротенький тонкий мальчик с шапкой рыжих кудряшек, взъерошенный, неопрятный и — хотя, может, просто показалось от усталости и смущения — перепуганный.

— Томми! Сюда, — не затрудняясь дальнейшими приветствиями, Марио взял у него чемодан и пошел к выходу. — У меня машина снаружи. Долго ждешь? Я искал, где припарковаться.

— Нет, пару минут.

— Выглядишь жутко. Эти автобусы — чистый ужас. Почему отец не отправил тебя поездом?

— Людей много, билет трудно достать. Да и не важно ему было.

— Уже завтракал?

— Останавливались недавно, но у меня не было аппетита.

— Тогда заглянем куда-нибудь перекусить. Новый Год — это дурдом какой-то, дома еда разве поздним утром появится. Люсия — моя мать — хотела за тобой поехать, но у нее дел по горло. К тому же она тебя не знает, и ты ее не знаешь, так что пришлось ехать мне. Завернул сюда по пути домой. Не был там пару недель, но позвонил вчера вечером, и они сказали, ты приедешь на автобусе. Вот я и решил тебя подбросить. Так, это поставим сюда.

Он закинул чемодан на заднее сиденье помятого синего «Крайслера». По лобовому стеклу бежала трещина, обивка на переднем сиденье была в дырах — самые живописные из них прикрывал плед. Марио открыл дверцу с водительской стороны.

— Лезь под рулем, та дверь не работает. Ручка сломана.

Пропустив Томми, он сел и хлопнул дверцей.

— Я и не знал, что ты умеешь водить, — сказал Томми просто ради поддержания беседы.

— Пришлось научиться. Все так далеко друг от друга, а автобусы ходят раз в три дня. Но я по дороге нечасто езжу. Анжело не любит, как я вожу, говорит, летаю, как маньяк-самоубийца. Эту я купил по дешевке прошлой осенью, чтобы хоть на чем-то на работу добираться.

Он включил первую передачу.

— Надо перекусить. У самого крошки во рту не было.

В задымленном кафе они сели на обитые кожей стулья.

— Как Папаша Тони? — вежливо спросил Томми.

— Да как всегда… статус кво, и народы трепещут, стоит ему поднять голову. Меня не было некоторое время, но, если бы кто-то заболел, мне бы передали.

— Ты не живешь с семьей? — Томми ощутил странное разочарование.

— Как когда, — медленно ответил Марио. — Это у нас вроде семейной традиции. С конца сезона и до Нового года семейство разбредается кто куда. По желанию и возможностям. Анжело сейчас с каким-то цирком в Мексике. Я уже писал про балетную школу…

Стройный темноволосый парень в белой форме поставил на стол толстые кружки с кофе.

— Спасибо, Ронни. Принеси-ка нам яичницу и сосиски… Устраивает, Том?

— Да, конечно.

Ронни черкнул в блокноте.

— Сейчас будет. Ты сегодня рано освободился, Мэтт?

— Новый год же, — ответил Марио со своей самой сатанинской усмешкой. — Кено забегал?

— Забегал. Выпил кофе и снова испарился.

Когда Ронни исчез в кухне, Марио взял чашку.

— Сахар? Сливки? Пей, а то совсем в ледышку превратишься.

— Я думал, в Калифорнии тепло.

— Ну, вообще-то тепло, если сравнивать с Чикаго, например. Но ночи здесь холодные. Короче, на чем мы остановились? Как я уже сказал, под Новый Год или около того все, кто собирается выступать в