Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Допустим, четырехлетний мальчик боится темноты. Он плачет, если никто не остается с ним, пока он не уснет, хочет, чтобы ночник в спальне горел всю ночь и всегда был включен свет в коридоре и туалете. Мама выполняет требования сына. Папа очень сердится, что она ему потакает. Страх сына сильно раздражает его, он еле сдерживается, чтобы не отшлепать его. При этом он не понимает, почему испытывает такие сильные чувства к нормальным для четырехлетнего ребенка страхам. На самом деле это происходит потому, что страхи сына напоминают ему собственные. Когда-то он так же боялся засыпать один в темноте и подавлял свой страх, чтобы добиться любви и одобрения отца. «Мальчики не плачут и не пугаются по пустякам», – говорил ему отец. И он лежал, затаившись в темноте, потому что важнее страха было одобрение папы, чтобы он подошел, погладил по голове и сказал: «Я горжусь тобой». Теперь его сын напоминает ему об этих забытых днях.
Еще один пример. Детско-родительская группа с малышами от года до двух. Дети играют друг с другом. Родители не вмешиваются. У них есть отдельное задание – замечать свои чувства при наблюдении за взаимодействиями детей. Я наблюдаю вместе со всеми. Дети играют игрушками, обмениваются ими, делят приглянувшиеся. У одной из девочек игрушки забирают чаще других, а она с легкостью находит свободные и продолжает игру, внешне выглядит спокойной и ничуть не расстроенной, в отличие от ее мамы. Мама, видя это, становится очень грустной, едва сдерживает слезы, в голосе звучит обида. Обида на детей, которые забирают у ее дочки игрушки, на их мам, которые разрешают им это делать: «Я никогда не могла защитить себя, всегда была самая маленькая, и вот дочка в точности все повторяет». Вместе мы продолжаем наблюдение за девочкой. Она легко переключается на новые игрушки, не выказывая беспокойства. Постепенно у мамы возникают сомнения: на самом ли деле дочке плохо, ведь в этом возрасте у нее еще нет устойчивого внимания, и она просто осваивает новые предметы?
Большинство наших взрослых трудностей, которые мы приносим во взрослую жизнь, – результат подавления чувств во имя одобрения и любви.
Спросите себя: что вы сделали, чтобы добиться родительской любви, когда были ребенком? Может, отказались от желания заниматься плаванием, потому что родители сказали, что у девочек-пловчих некрасивая мужская фигура; или не пошли в танцы, потому что отец сказал, что они только для «маменькиных сынков»? Согласились учиться играть на аккордеоне, потому что пианино дорогое, а квартира маленькая? Приходилось ли вам притворяться, что вы без ума от новорожденного брата, чтобы заслужить хоть какое-то внимание и одобрение? Испытывали ли вы облегчение, когда вас наказывали за выброшенную в окно игрушку, потому что были уверены, что совершили плохой поступок и за это должны быть наказаны?
Испытав тяжелые переживания в детстве, мы даем себе зарок: никогда не подвергать своих детей тому, чем были травмированы сами.
Каждую осень самым популярным вопросом многих родителей становится: «Мой ребенок не хочет идти в детский сад, что делать?» В девяти случаях из десяти за трудностями адаптации скрываются родительские воспоминания о детском саде и расставании с мамой. Одна клиентка говорила мне: «Не могу отдать ребенка в садик, ей уже почти пять, она просится к ребятам, а я не могу, мне кажется, ей там будет плохо, одиноко». Я спросила ее о том, какие воспоминания о детском саде сохранились у нее самой. Она ответила, что не ходила туда, но всегда хотела, потому что было интересно. Тогда я предложила представить, что в детский сад идет не дочка, а ее внутренняя маленькая девочка. Она закрыла глаза и рассказывала, что видела в фантазиях.
– Тревожно и одиноко, хочется плакать.
– Зайди в эту картинку в своем настоящем возрасте, ты уже выросла и сама мама.
В воображении женщина взаимодействует с маленькой девочкой, разговаривает с ней, берет за руку, они гуляют по воображаемому садику.
– Так это значит, я сама так сильно боялась, а не дочка?!
Через две недели дочка клиентки пошла в детский сад. Чтобы привыкнуть, ей понадобилось всего несколько дней.
Ребенок, которым был каждый из нас, не исчезает, когда мы вырастаем. Все, что мы чувствовали в детстве, остается глубоко внутри нас. Но если мы научимся восстанавливать боль от собственных тревог и обид, смущение, любовь, полученную в далеком детстве, то перестанем испытывать такие мучительные иррациональные чувства от поведения своих детей. Осознание взаимосвязи наших детских чувств с их поступками приходит постепенно, но чем чаще мы вспоминаем свои детские переживания и стараемся их понять, тем меньше становимся от них зависимыми и тем быстрее находим объяснение своему поведению.
Работа с внутренним ребенком – одна из моих самых любимых тем в психотерапии. Момент встречи и воссоединения внутреннего ребенка и взрослого очень глубокий, исцеляющий и трогательный. В нем много слез и чувств, которые долго были под запретом, а также огромное облегчение. Как говорит Эмили Нагоски[22]: «Эмоции – это туннели: нужно пройти до самого конца, через темноту, и выйти на свет»[23].
Мы имеем право переживать любые чувства: возмущение, негодование, протест, печаль, обиду, жалость к себе. Они исцеляют нас и хорошо влияют на наших детей. Есть такое выражение: «Когда мы становимся родителями, нам дается вторая попытка вырасти и повзрослеть». Чтобы дорасти до устойчивого взрослого, нужен внутренний родитель – воплощение мудрости и принятия, тот идеал, о котором мечтает каждый из нас. Наши родители – живые люди, они дали нам то, что смогли, но мы все же мучительно ждем, что когда-нибудь они удовлетворят наши потребности, предугадают наши желания, не понимая, что можем сделать все это сами, вырастив своего внутреннего родителя.
Мы хорошо знакомы с одним из проявлений внутреннего родителя – родителем критикующим, но мало знаем о родителе заботливом. Вырастить в себе заботливого родителя – значит в момент переживания ошибки вместо критики и самоедства услышать внутри: «Не унывай, все нормально, ты имеешь право ошибаться. Да, это неприятно, но от этого ты не станешь плохим». Чтобы оставаться