что переубеждать милиционера бесполезно, водитель иномарки сдал назад. Ещё минут пятнадцать он ожидал не известно чего на обочине, но наконец развернулся и обратным путём проследовал в самый конец разросшейся колонны машин. Довольно усмехнувшись, майор снова переключил внимание на «четвёрку». Следующего за ней тракториста он долго не задерживал. Проверив его документы, махнул рукой ожидавшей «Волге». Чуть поодаль уже заканчивал осмотр «шестёрки» пэпээсник, когда с горки к блоку спустился УАЗ, в котором и везли уже позабытого Глебом проверяющего. На блок – посту представитель штаба задержался не долго. В окружении сопровождавших его омоновцев он поспешил к укреплённому пункту военных и пробыл там минут пятнадцать. Затем ЗНШ в том же порядке проследовал обратно и нырнул в глубь готового сорваться с места УАЗа. За всё время обратного пути и до окончания дня штабист сохранял важность познавшего все трудности военной жизни человека. Как же – сегодня ему пришлось подвергнуть свою жизнь опасности: выбраться из отдела на передовую – расположенный в километре от окраины села блок-пост.

На покинутом же проверяющим блоке ещё пол часа продолжалась самая настоящая пробка. Разошедшиеся милиционеры продолжали скурпулёзно проверять каждый проезжающий с их стороны транспорт. Но вскоре, на радость чеченцам, с отдыха возвратились оба капитана, сменившие порядком подуставших майора и сержанта. Уже отходя от дороги, Велиев успел заметить, как эксперт с ходу, без всякой проверки пропустил два автомобиля подряд, а дежурный отозвал в сторону водителя остановленного им крытого ЗИЛа. Ещё через десять минут пост заработал в обычном режиме.

На кухне хозяйничал худой, низкорослый солдатик в замусоленной одежде и серыми от въевшейся грязи руками. Лицо было того же цвета, но всё же на фоне хмурых физиономий возившихся с дровами солдат, оно казалось белоснежным. Так называемых подсобных работяг было двое. Один из них – с худым заострённым лицом и выглядывающими из широких рукавов тонкими запястьями длинных рук, чем – то напоминал нахохлившегося на холодном ветру воробья. Что до второго, то он был на голову выше своего товарища и гораздо шире в плечах, но с размером обмундирования ему явно не повезло. Комуфлированные брюки на нём смотрелись словно лосины, а при приседании нижний срез штанин немногим не доставал до обтянутых материей колен. Только по отдельным фрагментам верхней одежды можно было догадаться, что немыслимого цвета лохмотья на плечах когда – то назывались армейским бушлатом. Изрядно истрёпанные рукава бывшего бушлата едва прикрывали кисти рук. Дым от горящих в печи дров ровным слоем покрыл их чумазые лица и оттого на фоне серых овалов чётко различались лишь глаза. Другие солдаты мало чем отличались от первых трёх. К кухне подтягивались на обед грязные и полуголодные пацаны. Их ровесник сержант построил прибывших в две шеренги и, убедившись в наличии всех, отдал команду на принятие пищи. Заканчивавшие обед милиционеры поспешили подняться из-за стола и, поблагодарив повара, направились к дороге. Шли молча, стараясь не поскользнуться в образовавшихся после ночного ливня лужах. Обсуждать увиденное не хотелось.

На дороге за время отсутствия майора и сержанта произошли небольшие изменения: с нежданным визитом подъехали местные коллеги. Чеченских милиционеров прибыло пятеро и цель их посещения была непонятна. Вместо того, чтобы помогать в проверке проходящего транспорта, они застыли метрах в десяти от обочины и преспокойно взирали за происходящим. Поток машин стал заметно иссякать, и теперь одна пара вполне управлялась с возложенными обязанностями. Когда наступил черёд отдыхать Глебу, то он приблизился к стоявшему невдалеке невысокому худому чеченцу лет тридцати пяти.

– Надолго вы к нам? – поинтересовался он, окидывая взглядом новоявленного гостя.

Тот поправил сползающий с угловатого плеча ремень автомата и неопределённо ответил:

– Не знаю ещё, посмотрим.

Вскоре выяснилось, что чеченца зовут Муса, и что среди прибывших он как будто за старшего, причём не столько в начальствующем, сколько в духовном смысле. Муса был сыном муллы, Коран знал в совершенстве и, что самое главное, старался всецело его придерживаться.

– Слушай, всё хочу перед отъездом головной убор ваш на память купить. Ну тот, что на тюбетейку похож. У вас он, кажется, по другому называется? – поделился своим желанием опер.

– Пиассу? – переспросил чеченец, широко улыбнувшись.

– Вот – вот, её самую. Но говорят, что каждый цвет для своей цели предназначен, так ведь?

– Так. Зелёный – для молитвы, белый – для какого-нибудь торжественного случая, а другие – по усмотрению. У нас, когда молятся, то полностью переодеваются. И не дай бог, если шерстинка от собаки или кошки на одежду попадёт – тогда молиться в ней нельзя.

– Что так? – удивился Глеб – Я думал, что только свиньи у вас не в почёте!

– Собаки с кошками у нас тоже грязными животными считаются, мы не держим их.

Действительно, Велиев давно приметил, что в чеченских домах эти животные встречаются крайне редко, что в сравнении с русскими деревнями выглядело довольно контрастно. Словно прочитав его мысли, Муса усмехнулся:

– Я то знаю, что у вас по собаке с кошкой в каждом дворе – девять лет в Краснодарском крае прожил. Мои родители тогда в одной из станиц жили, а я там школу заканчивал…

Муса снова улыбнулся и посмотрел куда-то вдаль затуманенными глазами. Затем, не в силах справится с нахлынувшими воспоминаниями, продолжил:

– Хорошее время было. Я там с русской девушкой дружил, Наташей звали. Она меня и выучила по русски чисто говорить. Я жениться на ней хотел, но родители воспротивились – у нас ведь стыдно на русских жениться… А потом моя семья снова сюда перебралась и мне уже здесь жену выбрали.

– Сколько же жён у тебя?

– Одна. Я не настолько богат, чтобы двух содержать. Это ведь и дома им отдельные надо, и подарки одинаковые… У нас мало кто по несколько жён имеет, для этого действительно богатым быть нужно.

До сих пор всё услышанное как таковой новостью для Велиева не было, но для затягивания собеседника в разговор он продолжал задавать вопросы, ответы на которые знал заранее:

– Так уж и отдельные дома? – переспросил он, недоверчиво округлив глаза.

– Конечно. У нас в Коране всё расписано, каждый шаг. Как жениться и как вместе жить.

– Скажи, а вахаббизм – это что, течение такое в мусульманстве или отдельная религия?

Муса поморщился и в раздражении бросил:

– Какая там религия… Мы десять лет назад о ней и не слышали вовсе. Им никакие каноны не указ, вытворяют, что хотят.

И, распаляясь с каждым словом всё более, чеченец на повышенном тоне принялся высказываться дальше:

– Они ведь для молитв не в мечети собираются, а в отдельных домах сборища устраивают. И чем там занимаются, стыдно сказать…

Говоривший поморщился и продолжил:

– Ты ведь знаешь наше отношение к своим матерям? Так вот, у нас в одном селе случай был. В одной семье сын вахаббом сделался, стал на такие вот сходки ходить. А через полгода приводит с собой мужика и говорит матери: «Вот твой муж!» А отца из дома вообще прогнал – тот в заброшенном сарае за огородом ютился.

– Что же родичи не вступились, они-то куда смотрели? – не сдержал возмущения Велиев.

– Что родственники! Вот если бы в семье вообще мужчин не осталось, тогда бы дальние вступились. А так, если сам отец не противится, то и другие лезть не стали.

Велиев понял, о каком деле шла речь, но вида не показал. Случай этот произошёл несколькими месяцами раньше,