взвода – Нам ведь минами запрещено пользоваться, но иногда кое-где по паре штук у своих позиций всё же выставляем. Это когда ичкеры уже совсем в наглую вплотную по ночам подбираются. Так вот те, чтобы себя обезопасить, днём стада прогоняют. Разминируют таким образом подступы, а ночью жди гостей. Эти же пастухи и разведкой занимаются, и сами мины на нас ставят. Словом, доллары зарабатывают.

– Ну а вы то что? – не вытерпел нёсший службу в паре с Велиевым сержант.

– А что мы сделаем? – ответил вопросом на вопрос лейтенант – Пытались уже как то. В первую войну это было, под Грозным. Я тогда не служил ещё, конечно, но из нашего полка другие офицеры рассказывали. В соседнем полку на одном из опорных пунктов потери пошли немерянные. Ночью снайперы почём зря лупят, у самого носа позиции обстреливают, а днём пастух своим стадом все наши мины разминирует. Так мало того, каждый раз норовит чуть ли не на самый опорный пункт запереться! Ну прапорщик один не выдержал, умыкнул этого деда и давай допытываться: где боевики сейчас да когда следующая пакость от них ожидается. Как там что вышло – не знаю, только пристрелил того пастуха прапорщик. А чеченцы поутру кинулись и ну вынюхивать у наших: не видал ли кто деда и что с ним сталось. Видимо, нашлись такие, что нужные данные им предоставили. Не за спасибо, конечно. Короче говоря, к исходу дня продали родственникам труп. Завернули в байковое солдатское одеяло и прямо на руки им передали. Через неделю часть эту в Грозный перебросили, а ещё через два там бои начались. Ну вы знаете ведь, чем закончилось. Когда один генерал боевиков в котле перебить собрался, то на выручку ичкерам срочно другой прилетел. После него войска из Грозного безоружными выходили. Ту колонну, в которой бээмпэ прапорщика шла, уже на выходе из города остановили. Чеченцы путь перегородили и стволы гранатомётов почти вплотную в броню уткнули. Выдавайте, говорят, нам прапора вон из той машины под таким-то номером. И фамилию его называют. Что делать? Рота на марше, в походной колонне вытянута. Всё оружие с боеприпасами по приказу вождей в УРАЛах отдельно сложено, да и то наполовину уже боевиками разграблено. Короче, беспомощнее ситуации нет. Ну, выдали этого прапорщика. А через сутки, только рота в район сосредоточения прибыла, чеченцы вдогонку его тело прислали. В том же солдатском одеяле, в котором труп деда заворачивали. Одеяло развернули – а там куски порезанные…

Лейтенант закончил, но ещё минуту все молчали.

– Продали значит, офицеры прапорщика? – укоризненно вздохнул белобрысый пэпээсник.

– Ну почему только прапорщика! – попытался оправдать тех представителей офицерского корпуса командир взвода – И с капитаном одним тоже похожий случай был. И тоже при выводе из Грозного: также колонну остановили и именно его затребовали. Он в боях отличился, слишком успешно воевал! Так его тоже чеченцам выдали.

За столом пронёсся лёгкий трепет. Некоторые принялись комментировать услышанное, другие молча продолжали орудовать ложками.

– Что теперь обсуждать, – громко высказался старший смены – выдали капитана с прапорщиком гораздо раньше, чем вывод из Грозного начался. Какая-то падла на информации о них хорошо нажилась. И не одна.

Выпили ещё по двадцать грамм и заговорили о своих, милицейских проблемах, но через десять минут беседа сама собой возвратилась к событиям первой войны. Один из омоновцев отодвинул от себя опустевшую миску и обратился к заскучавшему лейтенанту.

– А что ваши о той войне ещё рассказывали, потери большие были?

– Много чего. – помолчав, задумчиво протянул командир взвода – Из наших офицеров хватает тех, кто под Новый год в девяносто пятом в Грозный входил. Рассказывали, что на его окраине целая часть на марше погибла. Шли в походном порядке, вытянувшись в одну колонну. Без боевого охранения, личный состав весь в машинах, словом – лучшей мишени и не надо. Там на окраине один из заводов был, так вдоль него у самой дороги на несколько сот метров забор полуразрушенный тянется. Вот там эту часть и зажали. Головную и замыкающую машины подбили и давай из-за забора остальную технику долбить. Кто повыскакивать успел – тех сразу огнём в упор срезали. Короче, потешились чеченцы, как могли. Позже уже сами ичкеры, которые там были, рассказывали, что из одного бэтээра долго огонь вёлся. Там солдат в живых остался, так он бился до последнего. Боевики по нему изо всего, что под рукой было, стреляли, а солдат всё равно из бэтээра отстреливается. Ему чеченцы уже и жизнь предлагали, мол, не тронем тебя, уходи! А боец всё отстреливается. Представляете, вся часть перебита уже, а последний солдат продолжает бой! Ну тут эти уроды на бэтээр поднавалились и, когда оттуда совсем выстрелы прекратились, вплотную подбираться стали. Когда совсем уже близко подошли, изнутри взрыв раздался. Видать, патроны вышли у солдата, так он себя гранатой подорвал.

Лейтенант закончил рассказ, но возобновлять разговор никто не спешил. Через некоторое время молчание нарушил всё тот же омоновец.

– Не поверил, значит, ичкерам.

– Да какая им вера, знаем мы уже… – поморщился лейтенант, готовясь рассказать ещё один из услышанных эпизодов той войны, но ему помешало восклицание белобрысого пэпээсника:

– Вот интересно, а что стало с теми генералами, которые ту часть у завода положили? Под суд их отдали или просто из армии уволили?

– Как же, разбежались! – невесело хмыкнул участковый – Им, наверное, ордена с медалями понавешали да в званиях повысили. Когда это ты слышал, чтобы у нас за тупость или предательство наказывали? Это раньше, в царское время, генералы из-за позора пулю в висок пускали.

– Ну почему, – не согласился с ним Велиев – при Сталине тоже находилось, кому пулю в лоб направить. После такой операции уже через неделю с десяток виновных к стенке поставили бы.

– Не было бы такой операции при Сталине, – подхватил Александр – просто не дошло бы до этого. При нём в сорок третьем пара полков за одну ночь управилась. Погрузили всех в вагоны и вывезли. И без единого выстрела обошлись, потому как каждый чеченец знал: только дёрнись на солдата – сразу порцию свинца получишь!

– Положим, не два полка тогда в депортации участвовало. – подал голос один из милиционеров с противоположного конца стола – Там не меньше дивизии управлялось. И организация всего этого образцовая была. Я в газете статью читал. С фронта регулярные части сняли, кучу железнодорожных составов задействовали, спланировали всё в жесточайшем секрете, а потом только операцию предприняли…

– Вот – вот, – перебил говорившего старший смены – а почему в разгар боёв с фронта части снимать пришлось? Да потому что чеченцы очередную пакость готовили. Пока наши под Сталинградом надрывались, они им в тыл ударить собирались. Коня для Гитлера готовили с серебряным седлом, приём торжественный немцам устроить хотели, сволочи!

– Эх, отдать бы этой Чечне самостоятельность, да пулемёты вдоль границы с ней поставить! – дал выход рвавшимся наружу эмоциям белобрысый сержант – И чтобы не пускать никого оттуда. Русских всё равно в ней не осталось, так пусть эти чеченцы сами в своём соку варятся! А как начнут друг друга резать, сами к нам попросятся.

– Как же, так нужны они нам… – иронично усмехнулся милиционер с противоположной стороны стола.

– Не допустят американцы, чтобы Россия в покое оставалась. – снова вступил в разговор опер – Как только мы от Чечни открестимся, сразу же наше место их инструкторы займут. А тогда они здесь такие базы для бандитов развернут, что