станет пять часов болтать о том, что понравилось или не понравилось в соусе к пасте, лучше Элис с этим не справился бы никто. Один из величайших моментов чистой радости в своей жизни я пережила, когда в возрасте семнадцати лет ехала в Дорсет. Сияло солнце, Элис в одном из самосшитых топиков без бретелек была за рулем худшей машины, какую за всю историю осмелилась произвести Япония. Из колонок загремел тогдашний хит Boom Shack-A-Lak группы Apache Indian, и подруга без запинок прочла весь начальный рэп, идеально попадая в ритм, наизусть. Кто бы мог подумать?!

За прошедшие после первой встречи пятнадцать лет мы успели не просто пожить вместе, но однажды не расставались ни на день больше двенадцати месяцев подряд, за минусом двух недель. Мы вместе жили в университете, ездили домой, на каникулы, ходили на вечеринки, спали на односпальных кроватях, вместе отправлялись за город на пикники, ходили в прачечную, покупали еду – короче, вместе все. Ни до, ни после я не встречала человека, с которым могла бы так счастливо и легко сосуществовать. Несколько лет Элис была так же неотделима от моей жизни, как мои собственные дыхание и кровь.

Так что в тот день, когда подруга сказала о ребенке, честно признаюсь, я восприняла это так же, как любая крестьянка XIV века весть о «черной смерти». Я зарыдала. Я задрала ее блузку, чтобы взглянуть на кожу. Спросила, как это случилось, хотя уже как минимум десять лет знала о мужской сперме все и еще немного. Я почувствовала, как запаниковала. Внезапно даже случилось видение: я, шестнадцатилетняя, лежу в саду, повторяя материал к экзамену по психологии вместе с Элис, одновременно слушая Марвина Гейла… И поняла, что всему пришел конец. Под мышками стало скользко от пота. Хотелось поднять подругу на руках к небу и завопить в ее честь. Хотелось, чтобы она снова стала небеременной. Хотелось тоже забеременеть. Хотелось сцедить кровь из вен и начать жизнь заново. Мы стояли на тротуаре перед баром. Я собиралась на станцию, обратно в Лондон, к дописыванию заказной статьи в пять утра, в офис на работу, к пустой постели и гудящему ноутбуку, к моей косой-кривой жизни. Она собиралась домой, к мужу, к своей комнате на чердаке, к таблеткам фолиевой кислоты и картофелю, запеченному в духовке.

– Когда мы свидимся в следующий раз, ты будешь чьей-то матерью, – произнесла я, и каждое слово цеплялось за зубы, словно нитка за гвоздь.

И не важно, что я в корне неправа, похоже, спутав ее положение с беременностью песчанки (нам предстояло снова увидеться недели через три), словно она уже была на пути к тому, чтобы стать чьей-то матерью. Поскольку все только начиналось, она еще могла трагически потерять малыша. В тот момент я мысленно прощалась с подругой, с прежними отношениями и с целой эпохой. Вместо того чтобы пойти на станцию, я побежала к дому другой подруги, женщины, которая, насколько я понимала, уже все знала.

Едва открыв дверь, она спросила:

– Рассказала, да?

Сидя на ее маленькой террасе с видом на крыши Роско-стрит и башню Радио-Сити, я выкурила до фильтра пять сигарет, крутя в пальцах листики комнатных растений и спрашивая снова и снова, что это означает.

– У меня странное ощущение, – призналась я, прислоняясь к плечу подруги. – Будто она больше не наша.

Подруга, разумеется, понимала, о чем речь. Мы обе в разные периоды жили с Элис, переживали с ней самые счастливые домашние моменты, считали ее кем-то ближе, чем родственница. А теперь она чья-то чужая жена, готовилась стать чьей-то матерью. В иерархии ее привязанностей отныне всегда будут как минимум два человека выше. Какое-то на редкость удачливое сердцебиение, почти-человеческое существо, живущее в утробе, получит лучшую мать, какую я могла представить. Я ревновала Элис к ее ребенку и завидовала, что он у нее будет. Мне стало грустно оттого, что веселые деньки закончились.

И вдруг я осознала, насколько сильно хочу иметь то, что есть у нее. Я хотела, чтобы тотальное выражение чьей-то любви и преданности закрепилось в моем теле и создало нечто невероятное. Если Элис стала членом этого клуба, я жаждала в него вступить.

Но помимо этого хотела еще один день с ней, чтобы мы пили вино и курили, глядя с балкона на город, сплетая одним нам понятные шутки из жаркого воздуха и намеков, открытые сердцем, доступные и безответственные. Я хотела получить назад подругу; и еще не осознала, что она уходит.

Массовая культура и общество внушают женщинам, будто беременность должна быть источником счастья.

Когда подруга сообщает об этом событии, нам положено раздуваться от гордости и радостного возбуждения. Положено немедленно хвататься за вязание, устраивать вечеринки в честь будущей мамы и, разумеется, бегать по магазинам. И все же спросите любую настоящую, живую женщину, как она отреагировала, когда одна из ближайших подруг впервые призналась в беременности, – и вам станет совершенно ясно: это заявление в действительности является фокальной точкой паники, ностальгии, скорби, жажды, неуверенности и растерянности. Разумеется, можно радоваться за нее. Или в основном радоваться. Но невозможно вообразить, чтобы такая титаническая перемена в жизни любимого человека не оказала хотя бы какого-то воздействия на то, как вы ощущаете себя в этом мире.

«У меня тут же возникло ощущение, будто я пропустила лекцию для взрослых и бесцельно мотаюсь по жизни, – написала мне одна женщина в Twitter. – В ту субботу я пошла и набила первую татуировку, поскольку казалось, что, если я не принадлежу к числу замужних и «детных», то должна как-то показать, что я дикая и свободная».

Другая призналась: «Я залезла в свой одежный шкаф, захлопнула дверцу и рыдала в темноте» – после того как через два с половиной года стараний забеременеть узнала, что у ее подруги будет ребенок.

«Я искренне счастлива за подруг, особенно за тех, кто долгие годы боролся с трудностями, – добавила третья. – Но это не мешает печалиться из-за того, что я становлюсь этаким странным Питером Пэном, продолжая ходить на концерты и ездить в отпуск, и у меня уже не так много общего с женщинами из нашей компании. А еще помню вечер, когда услышала новость от подруги, взбесилась и устроила скандал бойфренду – мол, все двигаются вперед по жизни, а он не дает мне этого сделать. Хотя он был ни в чем не виноват и мы оба решили, что дети – это не для нас».

Узнав о беременности Элис, я приехала домой и около часа выла