парочка, Кощей быстро выяснил, что жажда знаний у них была почти маниакальная. Книги они глотали не жуя, но проглоченное прекрасно усваивалось.

Когда Кощей вышел из дома, Агата старательно перерисовывала последовательность рун в толстую тетрадь в клеточку, высунув от усердия кончик языка. Демьян прорабатывал пассы и тянул гласные. Увидев хозяина дома, они мгновенно отложили свои занятия.

– К нам гости, – оповестил Кощей, и по взглядам детей убедился, что его поняли. Шевельнулся слабый интерес: чему еще учила их болотная ведьма? Каково это – воспитать ученика, вложив в него именно то, что считаешь нужным? Но сейчас было не время думать об этом. – Калечить нельзя, а вот пугать – сколько угодно, – предупредил он. – Думаю, у нас есть минут двадцать. Ну что, готовы выучить пару занимательных фокусов?

Брат с сестрой одновременно и очень похоже улыбнулись. Светлого в них оставалось куда меньше, чем представлялось Василисе. Что ж, Кощею сейчас это было только на руку.

Гензель и Гретель желали русского свекольного хоррора? Для тех, кто приходил в его дом незваным, Кощей спецэффектов никогда не жалел.

* * *

Калитка вскрылась на раз-два. Двор оказался пуст.

– Где собаки? – шепотом спросила Гретель, разглядывая лужайку и полосу газона вдоль забора, куда она кинула два куска мяса, накачанного снотворным. Однако собак нигде не было, как и не было слышно ни лая, ни сопения. Гензель зашел следом и закрыл калитку, отрезая их от внешнего мира. К двери дома вела дорожка, по краям засаженная ирисами и левкоями. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Брату с сестрой была отлично знакома такая приманка. Аккуратный милый домик, абсолютно ничего страшного. Идите, детки, сюда играть…

И правда, стоило им пройти по дорожке, озираясь в поисках собак, как входная дверь гостеприимно распахнулась. Разумеется, за ней никого не оказалось.

– Это плохая идея, – нахмурился Гензель. – Мы не знаем точно, что нас там может ждать.

– Отступать поздно, – передернула плечами Гретель. – Они уже знают, что мы здесь, и просто так не отпустят, так что схватиться все равно придется.

Спина к спине они вошли в дом и огляделись. Внутри было более чем мирно и совсем обыденно: от входной двери тянулся прямой коридор, широкий арочный проход слева вел на кухню, справа – в гостиную. Впереди была лестница. Где-то негромко тикали часы, отмеряя время. Все было аккуратно, светло и приветливо. Но стоило сойти с коврика при пороге, дверь за ними захлопнулась. Щелкнул замок.

– И что дальше? – нервно поинтересовался Гензель, которому их вылазка нравилась все меньше и меньше

– Это темная ведьма. Наверняка занята чем-нибудь мерзким. Надо найти вход в подвал или на чердак.

– Разделимся и осмотрим дом?

– Нет, держимся вместе.

– Тогда начнем с…

– А это еще что?

Гензель повернул голову вправо и увидел то, на что уставилась сестра. Воздух на кухне завихрился, наполняясь черным туманом. Клубами он вырывался из ниоткуда, заполняя собой пространство. Еще немного, и туман поглотил последний островок света у арки и остановился, замерев на выходе. Несколько секунд ничего не происходило, а потом из темноты выпрыгнул самый настоящий черт и, отчаянно хохоча, запрыгал как попрыгунчик, отталкиваясь ногами от стен и потолка. Гензель сорвал с пояса кнут и отточенным движением метнул им в сторону чертенка, но даже не задел его. Гретель вскинула руку и выстрелила из арбалета. Стрела угодила в люстру, и та пронзительно завизжала, брат с сестрой схватились за уши, чертенок сделал колесо и скрылся в темноте кухни. Все прекратилось.

– Что это было? – спросил Гензель, пытаясь выровнять дыхание. – К люстре привязан дух банши?

– Вряд ли, – ответила Гретель, глядя вперед по коридору, где вырисовывалась фигура в белом с длинными черными волосами, закрывающими лицо. Фигура подняла тонкие руки, и из рваных белых рукавов потоком хлынула тьма. Гретель вскинула перезаряженный арбалет и снова выстрелила. Болт прошел сквозь фигуру, и та захохотала. Темнота продолжала накатывать волнами, скрыв пол коридора.

– Салочки! – заверещали сверху, сестра с братом задрали головы и вновь увидели чертенка, висящего вниз головой на люстре. Гензель снова попытался достать его кнутом, но, вместо того чтобы обмотаться вокруг увенчанной копытом черной ноги, плетеный ремень задел колбу, и та со звоном разбилась, брызнули осколки стекла. Снова раздался оглушительный визг.

Чертенок захохотал.

– Играть! Играть! Играть! – заверещал он, вновь принимаясь носиться по стенам.

Фигура в белом в мгновение ока приблизилась вплотную, подняла лицо, и на брата с сестрой уставился пустыми глазницами голый череп.

Двумя одновременными молниеносными движениями Гензель и Гретель зачерпнули из поясных сумок заговоренную соль и бросили ею в скелет. Скелет задергался, и на секунду они поверили, что их фокус удался, однако еще через секунду эта пляска прекратилась, а черепушка снова уставилась на них и клацнула челюстями.

– Дети мои, – пугающе спокойно прозвучал вдруг новый голос, перекрывая все остальные звуки. – Сколько раз я говорил вам не играть с едой?

Кто-то спускался по лестнице. В темноте, окончательно затопившей коридор, раздались шаги. Тяжелые, они приближались неспешно и неотвратимо.

Что-то огромное, чернее непроглядной тьмы, нависло над ними, и голос, раздающийся будто отовсюду, властно произнес:

– Поднимите мне веки!

У Гензеля мелькнула мысль, что где-то он это уже слышал, но она не успела оформиться, потому что черт и скелет в белом платье метнулись к своему повелителю и, судя по всему, исполнили приказ: из темноты на брата с сестрой уставились горящие алым глаза.

– Обед, – вынесла вердикт фигура.

Их подхватили за шкирки, словно котят, и потащили куда-то. Бросили на пол. Все еще было темно, послышался лязг, который сложно было с чем-то спутать: кто-то точил нож.

– Думай! – выдохнула рядом Гретель, и в ее голосе Гензель услышал страх.

– Раньше надо было думать, – ответили им из темноты. – Как приятно, когда мясо приходит к тебе само, да еще и первой свежести. А знаете ли вы, что страх вызывает повышение уровня глюкозы в крови? Так жаркое получается слаще!

Совершенно ничего не было видно. Гензель пошарил на поясе в поисках кнута, но тот куда-то пропал. Лязг становился все веселее и веселее, а в центре комнаты жарко вспыхнул огонь, высвечивая стены в кандалах и приспособлениях для пыток, цепи, свисающие с потолка, и освещая их мучителя, больше похожего на небрежно сваянную глиняную фигуру с железной маской вместо лица.

«Как-то уж слишком нарочито», – подумал Гензель, у которого вдруг включилось критическое мышление.

Все это напоминало какую-то постановку. Ни один уважающий себя колдун не стал бы вести себя словно средневековый неотесанный людоед. Ну, либо Россия и впрямь была страной варваров.

– Гретель, – шепнул он, нашел ее руку и почувствовал, что сестру бьет крупная дрожь.

Гретель верила в происходящее. Они старались не вспоминать об их самой первой ведьме, но Гензель знал, что сестра помнит и что на нее все это повлияло куда сильнее, чем на него. Он был слишком маленьким, чтобы допустить, что Гретель не сможет их спасти.

Внезапно наверху хлопнула дверь.

– Кош, ты дома? – раздался голос, показавшийся Гензелю знакомым. – Гензель и Гретель куда-то пропали, Баюн бросил всех на поиски, просит тебя помочь. Я звонила, ты не отвечаешь. О боги, это еще что такое?

С хорошо видного в отсвете костра лица чудовища резко сошло кровожадное выражение. Более того, появилось растерянное. Больше всего он сейчас напоминал актера, который играл наедине с собой и неожиданно был застигнут врасплох.

– Как не вовремя, – пробормотал он и добавил, уже обращаясь непосредственно к брату с сестрой: – Прошу прощения, жена вернулась. Подождите немного, я сейчас.

И вышел за дверь. Откуда-то из угла раздалось сдавленное хрюканье, а потом звонкий мальчишеский смех.

Сверху тоже что-то происходило.

– Жена… – прошептала Гретель. – Они нас что, вчетвером есть будут?

Послышались шаги и недовольный высокий женский голос, потом открылась дверь, и перед ними предстала Василиса, их куратор. Ей явно потребовалось время, чтобы справиться с эмоциями, после чего она все-таки вернула себе дар речи и почти ласково произнесла:

– Какого черта?

* * *

На кухне царило гробовое молчание. Василиса заварила и разлила чай и смерила присутствующих таким взглядом, что все сразу поняли: лучше пить.

Гензель уже насмотрелся на Кощея и теперь упрямо глядел в стол. Истинное лицо великого темного колдуна, если, конечно, это было оно, а не еще один морок, оказалось не таким