уж страшным. Перед ним сидел мужчина лет пятидесяти, высокий, худощавый, но жилистый, выправка у него была железная, казалось, что он все время пытается расслабиться и ссутулиться, но, как только забывался, мгновенно распрямлялся и тогда казался еще выше. Рукава его рубашки были закатаны, и мышцы на руках выдавали мечника, уж Гензель-то на них насмотрелся в свое время. Зачесанные назад черные волосы уже подернула седина, острые черты лица подчеркивали тяжелый взгляд зеленых глаз. Была в его лице усталость, и даже царская стать не могла ее скрыть.

Разумеется, Гензель знал, кто такой Кощей Бессмертный. И крайне странно было сидеть на его кухне и пить чай за его столом. Он невольно спросил себя, напали бы они на дом, если бы знали, на кого наткнутся. Внутреннее чутье подсказывало: им очень повезло, что Кощей решил просто поиграть.

Детей не было. Они видели их мельком, Василиса почти сразу же спровадила их подальше от кухни.

– Хочу заметить, что на них ни царапины, – неожиданно прервал молчание Кощей, заставив охотников вздрогнуть.

Василиса кинула на него такой взгляд, что Гензель невольно сглотнул и уткнулся носом в пустую кружку.

– Я приношу официальные извинения, – наконец сказала Василиса, – мне жаль, что так получилось.

– Вы покрываете темных магов, – хмуро отчеканила Гретель, отставляя кружку с нетронутым чаем. – Думаете, это сойдет вам с рук?

Василиса прикрыла глаза, Кощей вскинул бровь:

– Несанкционированное проникновение на частную территорию, нападение на двух несовершеннолетних, попытка нападения на зарегистрированного темного колдуна, официально сотрудничающего с Западно-Сибирским отделением Управления магией и магической миграцией. Порча имущества. Это хорошо еще я собак убрал. Что бы вы с ними сделали? В любом случае ситуация у вас так себе.

– Что это за страна такая? – прошипела сквозь зубы Гретель. – Легализует темных магов. Мы еще стерпели этого вашего начальника, хотя уже после него все должно было стать ясно, но это… – Она повернулась к Василисе и брезгливо скривила лицо. – Как ты живешь с ним?

Василиса вскинула подбородок, отчего в ее облике тоже проступило нечто царственное, и в полной мере вернула взгляд:

– Отлично. За последние пятнадцать лет ни разу не пожаловалась.

– Как ты можешь после этого называть себя светлой?

Их куратор усмехнулась и покачала головой:

– Я вызову Сокола, он отвезет вас в Контору, с этой ситуацией будет разбираться Баюн. Но мой муж прав. Вы напали на трех магов на чужой территории. Впрочем, думаю, мы можем не предъявлять претензий, разумеется, при условии, что вы тоже обо всем забудете.

– У вас тут нет светлых, – констатировала Гретель, вставая из-за стола.

– Это жизнь, – ответила Василиса. – В процессе сложно не запятнаться. Неужели вы думаете, что, убив столько магов, все еще можете вменять кому-то в вину серые тона?

– Мы избавляем мир от скверны! – воскликнула Гретель.

– Убийство есть убийство, – качнула головой Василиса.

Гензель бросил взгляд на Кощея. Тот не отрываясь смотрел на жену.

* * *

За отъездом делегации Кощей наблюдал из окна. Василиса вернулась через несколько часов, усталая и разбитая.

– Я не буду спрашивать, зачем ты это сделал, – сказала она, зайдя в кабинет. – Ты взрослый человек и сам прекрасно понимаешь все возможные последствия. Но зачем ты втянул в это детей?

– Хотел посмотреть на их истинный потенциал, – пожал плечами Кощей. – У нас до сих пор измеряют его внутренними резервами, диапазоном сил, но мы же оба понимаем, что это чушь собачья. Они освоили чары морока за пятнадцать минут, я лишь слегка их подпитывал, чтобы не просвечивали и не рябили. На мой взгляд, вот это показатель. Опасно оставлять такую силу без контроля. А еще… Ну, знаешь, дети засиделись, им нужно было выплеснуть энергию. Зато сейчас спят без задних ног.

– Чудесно, – хмуро ответила Василиса.

– Сердишься?

– А в этом есть смысл?

Кощей встал из-за стола и подошел ближе, обнял аккуратно, ожидая встретить отпор, но Василиса прижалась в ответ и расслабилась.

– Баюн все уладил. Вспомнил про какой-то международный статут, запрещающий действия охотников на территории чужих государств без лицензии. Они улетают завтра первым рейсом и никаких претензий предъявлять не будут. Детей тоже возвращаем завтра. И кто-то должен сказать им про смерть их ведьмы… – Она тяжело вздохнула, прекрасно понимая, что быть этим кем-то явно предстоит ей. Потом продолжила: – Я устала, голова болит, лягу сегодня у себя, хорошо? Спокойной ночи.

Поцеловала его в щеку, высвободилась из объятий и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Кощей взглянул на лежащее на столе неоконченное исковое. Усмехнулся. Василисины нервы было жаль, и вряд ли все это того стоило, но вышло забавно.

Давно он не развлекался.

Увы, в точном соответствии с небезызвестной пословицей работа волком не была и в лес сбегать не желала. Час потехи прошел, наступило время тяжкого труда. Пришлось вернуться за стол и снова погрузиться в бумаги. Словно птица пролетел мимо его окна вечер: махнул крыльями и был таков, Кощей его даже не заметил. Опомнился, когда часы пробили полночь. Нужно было идти спать. Он закрыл ноутбук и замер, ощутив чужое присутствие. Поднял глаза.

– Ну, здравствуй, Кощей, – вальяжно протянул глубокий томный голос. – Я думала заглянуть к тебе попозже, но ты так любезно пригласил меня на встречу, что я не смогла отказать.

В кресле в углу кабинета лениво полулежала Марья Моревна. Его первая жена.

Кощей резко втянул носом воздух, не почувствовал ничего и позволил себе расслабить плечи. Астральная проекция. Где-то далеко Марья позволила своему сознанию покинуть тело и совершить променад до бывшего мужа. Ах, как романтично. Только вот зря она заняла это кресло: по вечерам, когда он в очередной раз засиживался за бумагами, в нем любила сидеть с книгой или рукоделием Василиса, а теперь он не сможет ей этого позволить.

Марья маняще улыбнулась, и Кощей невольно отметил, что она все так же хороша. Моревна обладала опьяняющей красотой: темной, обволакивающей и обжигающей. Черные матовые волосы стекали за спину в тяжелую длинную косу толщиною с кулак, оттеняя кожу цвета топленого молока, алые губы улыбались обещающе, дразнили черные глаза, обрамленные густыми ресницами. Глухое бархатное темно-вишневое платье с воротником-стойкой и длинными рукавами подчеркивало плавные изгибы фигуры. Раз взглянув на нее, сложно уже было отвести взгляд. Казалось, что видеть ее – жизненная необходимость. О, это была истинно ведьмовская красота. Когда-то Кощею показалось заманчивым обладать ею. Что ж, тогда их желания более чем совпали.

Когда-то он думал, что поймал сладкоголосую Алконост. Но Марья оказалась Сирин.

Кощей откинулся на спинку кресла. Он действительно отправил призыв и ждал ее появления, но в то же время надеялся, что ей хватит ума просто вернуться в Тридевятый и больше никогда не попадаться ему на глаза.

– Итак, дорогой, что ты хотел мне сказать? – медово улыбнулась Марья.

– Уходи из этого мира, – нахмурился Кощей. – И я прощу тебе попытку прорваться через Смородину. Сокол вычислит тебя и найдет, и на Буяне тебя казнят за убийство ведьмы на болоте. Хочешь жить – возвращайся в Тридевятый.

Марья смущенно опустила голову, стрельнула глазами из-под ресниц.

– Ты волнуешься? Неужто за меня? Как это приятно. Но ведь мы оба знаем, Соколу меня не одолеть. Тогда в чем причина? Ах… Беспокоишься, что, пока ручная пташка Лебеди играет в прятки, я причиню вред твоей девчонке? Той, что ты сейчас называешь женой? Кстати, о ней. Отчего ты весь в делах в столь поздний час? Неужто она уже не согревает твою постель?

Ее глубокое контральто растворилось в воздухе, делая его слаще. Кощей до сих пор не мог сказать, что в образе Марьи было настоящим, а что – чарами. Но, на его счастье, как бы она ни выглядела и какое бы впечатление ни производила, у него к этому выработался иммунитет.

– Мой брак тебя не касается. Я все сказал. Вон из этого мира.

– Фи, как грубо, – покачала головой Моревна и надула губы. – А ведь я соскучилась по тебе. Неужели ты не рад мне? Не скажешь же ты, что не хотел меня видеть?!

– Нет, не хотел. Последнего раза мне вполне хватило.

Соболиная бровь изогнулась в обиженном недоумении.

– Последнего раза?

– Да, того самого, когда твой царевич надумал сделать из меня отбивную. Да и потом, знаешь, как-то насмотрелся, пока висел на цепях.

Марья засмеялась. Смех этот был глубокий, переливчатый. Он звал нырнуть