спрошу этого ******, на кой он мне букет под одеяло положил. Завтра все соберу и в **** ему засуну. После кастрации. – Из-под одеяла вылетел еще один белый бутон. – Все, Евгения Максимовна, отбой. Ложная тревога. На этот раз.

Я вернулась под душ, оставив дверь приоткрытой. Что ж, Охотникова, зато не скучно.

Застилая диван, я чутко прислушивалась к звукам из спальни. Рубиновая – по моей просьбе, – оставила дверь открытой. Мягкий диван после сегодняшнего сверхнасыщенного дня показался истинной наградой.

Подумать только, еще утром я смотрела новости в компании Милы в Тарасове, а засыпаю в Москве, в квартире героини этих новостей.

Да, мою жизнь не назовешь тихой и размеренной. И я давно привыкла, что новое дело может захватить меня немедленно, как говорит Мила: «без прелюдий и увертюр». Но я еще способна удивляться причудливости иных поворотов и совпадений.

Выспалась я просто превосходно. Что слегка настораживало: видимо, час был не столь уж и ранний.

Я повернулась на другой бок, чтобы взять со столика перед диваном наручные часы. И сразу уперлась взглядом в Лидию Ильиничну.

Та, в своей старомодной ночнушке и накинутом поверх нее не менее допотопном халате, стояла за столиком напротив дивана и что-то с аппетитом ела из миски. Жуя при этом только одной стороной челюсти. Ах да, синяк.

И продолжала при этом наблюдать за мной.

– Лидия Ильинична, все в порядке? – Я ничем не выдала неприятного удивления от такого разглядывания.

– Ну да. Просто зашла посмотреть на дрыхнущего бодигарда. Никогда раньше не видела.

– Вам надо было зайти в любой тарасовский супермаркет. – Я спрятала зевок в подушку.

Вот он, плюс того, что клиентка уже видела меня в деле. Можно позволить себе простые человеческие жесты. Зевки, потягушки. Можно уже не строить из себя Сару Коннор, играя мускулами и угрожающе прищуриваясь. Тем более что я терпеть не могу показуху.

– Я тут овсяночки сварила, будешь? С вареньем. – Рубиновая продолжала уплетать.

Я сглотнула слюну.

– Да, спасибо.

– Кастрюля на плите. Кстати, у тебя подушка на щеке отпечаталась.

Я проигнорировала последнее замечание.

Работа, полная частых непредвиденных обстоятельств, выработала во мне отличное качество: я умею мгновенно засыпать и так же быстро просыпаться. Сколько бы ни проспала – мне не нужно раскачиваться, я оперативно включаюсь в рабочее состояние. Конечно, если нужно, я потребляю допинг. Но сегодня мне даже кофе не хотелось.

А вот от сигареты я бы не отказалась…

Стоп, Охотникова, держись. Решила так решила, и нечего теперь.

Ого, половина первого.

– Лидия Ильинична, вы всегда так поздно начинаете рабочий день?

– Я-то встала рано, просто не стала сразу тебя будить. Чаю? Нет? Ну как хочешь. Вода в кувшине.

Это мне не понравилось. Во время работы я сплю чутко, чтобы не прозевать опасность. Получается, что Рубиновая перемещалась по квартире, при желании могла даже и покинуть ее… а я при этом продолжала бы давить на массу?!

Определенно, две недели без заказов плохо на меня повлияли.

– Но ты права, обычно я начинаю рано, у продюсеров дел по горло. Сегодня я как бы… на выходном. Полноценно выхожу завтра. Предупредила об этом главного, а он и рад.

– Но на самом деле?..

– Вечерком наведаюсь, к самому эфиру. Сделаю сюрприз. Главному я пока ничего подробно не сказала. Впрочем, он мне тоже. – Рубиновая намазала кусок хлеба маслом.

– Еще кого-нибудь оповещали?

– Неа, – с набитым ртом ответила она. Прожевала. – Пусть подергаются пока. Посмотрим, что остальным скажет Чижик-пыжик.

– Подозреваете его?

– И не только его. Жуй давай, остынет. Через полчаса мастера приедут.

Я не донесла ложку до рта.

– Что за мастера?

– Замки поменяют. Я, как хорошая девочка, не стала никуда без тебя выходить. Но вниз, консьержке, позвонила. Убедилась, что Ольга на месте. И предупредила заодно, что ко мне приедут замки менять.

– Чтобы она сказала об этом Куприянову?

– Да, в который раз вижу, умная ты девка. Правильно. Если следов взлома нет, значит, у гостя был ключ. Запасной ключ есть у консьержки. Наши консьержки, – Рубиновая ухмыльнулась, – бдят и кому попало не дают. А я после развода замки тоже меняла, и новый ключ этому засранцу не дала, разумеется. Значит, он с Ольгой договорился.

– Вы считаете, что она и информацию ему дает?

– Я уверена в этом. Особенно сейчас. – Рубиновая в два укуса доела бутерброд. – Кста-а-ати-и-и… Знаешь что? Зови меня и дальше Ильинишной. Звучит по-старперски, но мне нравится. И к образу стажерки пойдет, как считаешь?

– Как пожелаете. – Я добавила варенья, да пощедрее. – Ильинишна.

Как говорится, за ваши деньги – любой каприз.

К приезду мастеров Рубиновая сменила халат и ночнушку на представительный брючный костюм, уложила волосы и накрасилась, мастерски скрыв синяк. Одобрительно кивнула на мой «прикид»: молодежного вида комбинезон и трикотажную водолазку. А вот от дредов я избавилась еще вчера. О моем «стажерском» гардеробе мы договорились еще в Тарасове. Иные мои дела требуют дополнять актерские навыки соответствующей образу одеждой. К тому же одежда а-ля «эксцентричная мажорка» помогала мне выглядеть моложе, глупее и безопаснее для окружающих. В первую очередь – для работников студии «Солнце». Хотя, между нами, что касалось возраста, мне моего давненько не давали. Хорошо выгляжу, что и говорить.

Лидия Ильинична приняла звонок охранника, подтвердив вызов мастеров и название фирмы. Потом – звонок Ольги, опять подтверждение. С консьержкой она разговаривала спокойно, даже приветливо. Ничем не выдала своих эмоций по поводу «предательства».

Вот так и по медведю никогда не угадаешь, в какой момент он махнет тяжелой лапой, снося противника в сторону… Лучшая атака – внезапная.

Посматривая на Рубиновую, в шикарном костюме и домашних тапочках, следившую за работой, я невольно прикидывала: а как эту даму раскололи бы на допросе? Где ее слабые места?

Разведенка-трудоголичка, детей нет, над собой не трясется… Угроза папе-автомеханику? Еще кому-то из семьи? Вот Куприянова, наверное, можно было бы «сломать», угрожая Рубиновой. А сама Рубиновая… пожалуй, я бы исходила из того, что для нее