я вынуждена считаться. Генеральный выпускает передачи, для которых я ищу материал. То есть он мне зарплату платит.

На этом месте она фыркнула и зажевала ломоть колбасы из пачки с нарезкой. Я вспомнила, что нынешний генпродюсер при Рубиновой вроде бы уже четвертый.

– Дальше Снежок, считай, рука моя правая. Все мои поручения, записи, звонки на ней. Столик в ресторане забронировать или билеты купить – это она мастер. Но я ж не могу за ней постоянно смотреть. То есть, если я прошу билет в Большой театр на первый ряд, Снежка звонит и потом говорит, что первый ряд занят, а на втором свободно крайнее место слева… я ж не буду проверять, перезванивать. Так? Мне надо будет либо на втором брать, либо думать.

– То есть отчасти она вас контролирует, – припечатала я.

– Вот именно. Кусок моей работы зависит от нее.

– А близнецы?

– У этих засранцев на все свое мнение, – глубокомысленно изрекла Рубиновая. – Они ведь те, кто подает информацию, мою информацию! – зрителям. То, что я хочу рассказать – это ведь еще не всякий решится рассказать. И я обязана держать их в курсе. Они те, кто берет интервью у моих информаторов. Мои рупоры.

– Но ведь всегда можно обратиться в газеты с вашей информацией. Не все ли равно, откуда…

Упс, кажется, я наступила на больную мозоль госпоже продюсеру.

– Нет, не все равно! – отрезала она, бросая грязную ложку в раковину и остервенело вытирая руки полотенцем. – Газета – это запасной выход. Кто их нынче вообще читает? До народа скорей доходит через телик и интернет. Я хочу рассказать об этом в своей программе! Это дело принципа!

Еще немного, и она, пожалуй, возьмет тапочку и начнет стучать ею по кухонному столу, в духе незабвенных советских вождей обещая показать всем и каждому «кузькину мать».

Так, Охотникова, завязывай спорить с нанимательницей. Тем более с такой, которая тебя еще и кормит в прямом смысле слова. Какое тебе дело до нюансов ее работы? Главное – спасать ее задницу от неприятностей. А идеология дело десятое.

Не поймите меня неправильно: не сражайся Рубиновая, что называется, за правое дело, я бы не взялась за ее охрану. Я достаточно востребована, чтобы не браться за все что ни попадя, лишь бы за хорошие деньги. Я могу выбирать. И если уж выбрала, то на мелочи – убеждения, закидоны характера, внешний вид – мне уже, грубо говоря, по барабану.

Я примирительно подняла руки. Сдаюсь, мол.

– То-то же, – кивнула Рубиновая и разложила макароны по мискам. Поставила чайник. – Имей в виду, на телестудиях народ работает специфический. Если не из продюсерской верхушки или не телеведущий – на тебя смотрят как на кусок навоза. В лучшем случае.

– А в худшем? – Я убрала папки с делами в сторону.

– В худшем – вообще не видят. Легенду помнишь?

– Один знакомый богатый перец попросил вас по-дружески старшуху свою простажерить, чтобы она потом ведущей смогла работать в Штатах. – Я говорила с употреблением сленга, как по легенде и полагалось.

– Вот. И слушаешься только меня! А то на студии нравы такие, стажеров да ассистентов помельче гоняют в хвост и в гриву, то кофе принеси, то газеты, то консультанта вызвони… Про поведение знаменитостей вообще молчу.

– У вас и знаменитости бывают?

– Еще как.

Рубиновая сняла с плиты вскипевший чайник.

Мы принялись за еду.

– Эти-то двойняшки, Сергеевы… не давай им себе на уши приседать. Особенно Юрке. Он у нас, видите ли, самый умный. Только потому, что в телике сидит и на все ответ имеет. Глеб еще полегче нравом. Но тоже свои пять копеек вставляет где надо и где не надо.

Я ела и молча вникала. Аппетит был зверский, я даже попросила добавки. Вот уж не думала, что простые макароны с сыром окажутся для меня пищей богов! Когда я успела так проголодаться?

– Что, дядя Жора подвалил, да? – понимающе усмехнулась Лидия Ильинична. – Обычное дело, когда дымить бросаешь.

Черт, вот оно что! Хотя с моей работой не растолстеешь, калории куда надо уйдут.

С транспортом дело обстояло следующим образом: студия обеспечивала служебную развозку «верхушке», в среднем по одной машине на каждые две важные персоны.

– Снежок вроде как со мной, – добавила Рубиновая, когда ближе к шести вечера мы покинули ее квартиру. – Живет дальше меня, я всегда кучера прошу, чтоб ее довез-привез. И смотри, не дай Снежку повод думать, что ты вроде как на ее место обучаешься. Она нервная, задолбает меня вопросами.

Мне так и хотелось попросить мою клиентку: можно я буду просто вас охранять? Мы еще ничего толком не начали, а я уже должна учитывать массу факторов. С другой стороны, избыток информации лучше ее отсутствия.

Итак, Снежанна – трепетная фиалка-помощница, двойняшки – высокомерные паршивцы, а генеральный…

– Чижик-пыжик трясется, как бы из-за передач скандала какого не было, судебных исков и прочего. Мужик вроде неплохой, но рисковать не любит. Пару раз чуть не зарубил мне репортажи. – Рубиновая повертела головой, высматривая заранее заказанное стороннее такси. Вызвать служебную машину означало предупредить. А Рубиновая скрывала свое возвращение до последнего. – Тут мне обычно Сергеевы и пригождаются. Им чем скандальнее, тем лучше. Выпендриваются, мол, самые дерзкие, и им никто не указ.

– Вы ими манипулируете, Ильинишна? – поинтересовалась я. – Похоже, они люди с гордыней.

– А почему нет? – пожала плечами Лидия Ильинична. – Они делают то, что мне нужно, думая, что сами на это идут.

– Ну а вы? – Я пытливо глянула на свою клиентку. – Как у вас с самокритикой, госпожа Рубиновая?

– А я просто редкостная стерва, – рубанула сплеча моя клиентка.

Водитель недоуменно обернулся на нас, но ничего не сказал. Я подмигнула ему, кивком показала на дорогу – рули, мол, не грей уши.

Ничего больше водитель и не успел услышать. Километр пути до студии такси проехало буквально за пять минут: повезло не попасть в пробку, только немного подождали на перекрестке.

Когда мы уже шли к пропускному пункту, «редкостная стерва» озабоченно осведомилась у меня:

– Синяк видно?