петухам сестру приволок домой отец. Да только не она это уже была. Выпил ее душу Хозяин, иссушил до костей. Стала красавица своей тенью. Молчалива, холодна, от еды и воды отказывалась.

По лету явились к ней сваты. И все честь честью: жених хорош, высок и статен, сватовство, как бабки завещали, обрядовые блинцы на славу удались. А все девице не в радость, все смотрела она на черную чащу, вздыхала, не спала ночами, когда туман тянулся через холмы к деревне…

Сказывают, коли однажды повелась с нечистой силой, не жить тебе среди людей. Верно сказывают. Девица ушла в лес в ночь перед свадьбой. Не прибрала волос и котомку на плечо не закинула. Только младшенькую поцеловала на прощание.

– Не держи зла, сестрица, – попросила она. – Быть мне женой Хозяина болота. Иначе свет не мил.

Девицу нашли уже утром. Расспросили младшенькую и докумекали, где искать. Она лежала в белоснежной рубахе на черной глади болота, раскинув руки, как крылья. Смотрела в небо, а улыбка так и застыла на губах. С ней ее и похоронили.

С той поры Хозяин болота ищет свою невесту. Богами ему заказано покидать чащобу, а мудрые старики еще и поставили околицу на четырех железных столбах, дабы освященный огнем металл отпугивал зло. Но ежели какая девка по недосмотру али глупости забредет к запретной границе, ждет ее одна участь: утащит ее к себе Хозяин, сделает бездыханной невестой. И никто боле добрым словом ее не вспомнит.

Иве снился сон. В том сне было черное болото и зеленые огни, похожие на глаза. Они заманивали ее, босоногую, в трясину, звали и все силились что-то сказать. Ива прыгала с кочки на кочку, надеясь поймать те огни, забредала в непроглядную чащобу и давно уже потеряла дорогу, по которой пришла. Но огни все не давались в руки.

– Покажись, не прячься! – взмолилась девушка.

– Убоишься!

– Не убоюсь! Покажись!

Ива потянулась за зелеными огоньками, вот-вот достанет! И тогда из черного болота поднялся…

Ива вздрогнула и проснулась. Бабка Алия сидела рядом, гладила ее по волосам и слепо смотрела куда-то туда, куда зрячим хода нет. Остывший вар плескался в кружке, и в него, сбегая по морщинистым щекам, капали слезы.

Глава 8

Хвороба

Ива вернулась в деревню позже прочих девок. Слава богам, те не польстились зло пошутить над мавкой и не вывернули все белье в реку, но и забирать с берега не стали. Ива собрала одежу, подняла отяжелевшую лохань и пошла к околице. У ворот остановилась, нерешительно потопталась на месте и, пока никто не видит, оттянула край плетня: столб, держащий створку ворот, и в самом деле был железный. Диво ли, им, малым детям, слушавшим сказки слепой Алии, ни разу не пришло в голову проверить, правду ли баяла бабка! А теперь по всему выходило, что правду!

Вот только не отпугнул освященный огнем металл зло: Хозяин болота все же вошел в деревню. Или, быть может, тот, кто ковал это железо, сам не был достоин божественного огня?

Домой предстояло идти мимо кузнецова дома. И уж Ива не сомневалась, что ей там не преминут помои под ноги выплеснуть. Оттого она не спешила, тянула как могла. Завернула к колодцу – водицы испить. Провернула ворот, вытягивая ведро, наклонила, отхлебнула…

– Тьфу! Тьфу, гадость!

Не дело обижать духов воды, но тут уж девка не утерпела: водица на вкус была что прокисшее молоко. И только теперь Ива догадалась заглянуть в ведерко: изнутри оно покрылось липким зеленым мхом. Комья грязи плавали по поверхности, где-то у дна шмыгнул головастик. Ива выплеснула воду и наново опустила ведро в колодец. Прокрутила ворот… И опять достала лишь болотную жижу. Выплеснула, достала… И снова!

– Мамочка! – ахнула девка и повторила слова из сказки: – Страсть как он не любил солнечного света и чистой воды!

Неужто Хозяин болота отравил колодец и реку из-за ее, Ивы, проступка? Что делать? К старосте бежать виниться? К матери? Нет уж! Первый хорошо если не пинком за порог выпроводит: и без того от девки одни беды. Родичи же… С них и так достало горя. Ива ожидала, что мать с отцом после случившегося ее из дому погонят, а они, супротив того, несколько дней со двора не выпускали! Небось боялись, что снова чего учудит…

Не станет она их тревожить. А вот с тем, кто в ответе за напасть, поговорит. Ива стиснула кулаки: уж она с ним так поговорит! Надо бы кочергу с собой взять, чтобы речи лучше доходили!

А покуда Хозяина болота рядом нет, Ива и сама поспешила убраться. Не то увидят клюквинчане у колодца, вмиг разнесется весть, что мавка воду попортила! За думами девка и не заметила, как поравнялась с домом кузнеца. Но вот тут-то ей не свезло.

– Чтоб ты сдохла, ведьмино отродье!

Ива поспешила прикрыть зеленые волосы платком, дабы не злить соседей, но та, что кричала, ненавидела бы ее и с черной косой, и с синей. Из калитки навстречу Иве выскочила Прина.

– Поздорову вам, госпожа. – Ива не поленилась отставить лохань с бельем и низко поклониться.

С божьего суда на Ключинке едва ли седмица минула, а мать Брана постарела, кажется, на десяток лет. И без того худая да загорелая, она стала совсем уж тощей. Руки ее тряслись и все беспокойно мяли то передник, то рукава. А шея багровела следами от ногтей.

– Мавка поганая! Чтоб у тебя язык отсох! Как тебя только мамка в колыбели не придушила?!

Ива стиснула зубы. «Лучше бы вы своего сыночка лю́бого придушили, чтобы девок не бесчестил!» – могла бы сказать она, но сдержалась. И без того Прине тяжко. Сказывают, Бран после суда знатно захворал. И немудрено, из ледяной-то реки! А едва встанет на ноги, должен будет покинуть Клюквинки. Ясно, бедная женщина винит во всем Иву!

– Что щуришься, тварь? Довольна? Довольна, спрашиваю?!

– Я вашего сына ничем не обидела, – процедила Ива. – Он понес наказание за то, что совершил. Боги тому свидетели.

– Вы посмотрите на нее, люди добрые! – Прина возмущенно всплеснула руками, но голос на всякий случай понизила: выгляни на крик соседи, еще неизвестно, на чью сторону встанут! – Ну, потрепал парень малость! Небось от тебя не убыло!

– Убыло, – стиснула зубы Ива.

– Ну так и что с того? Чай, не заезжий молодец тебя на спину повалил… Да и еще неясно, повалил ли!