подхватила приготовленную котомку, накинула на плечи шерстяной платок и тихонько, чтобы не потревожить родных, вышла из избы. Щенок-подросток бросился к ней с радостным визгом. Ива угостила его заранее припасенной корочкой, чтобы утих.

– А ежели р-р-р-родичи узнают? – промурлыкал кто-то.

В тени у крыльца сидел большой черный кот. Сидел совсем по-человечески, закинув одну лапу на другую, и умывал испачканную в молоке морду.

– Здравствуй, добрый дух.

Кот отмахнулся мохнатой лапой.

– Ежели, говорю, родичи узнают? – повторил он.

Девушка потупилась:

– Ежели они отравленной воды попьют, всяко хуже будет…

Дух вспрыгнул на ступеньку, потянулся:

– Неужто решила, что Хозяин болота по твоей просьбе отстанет от Клюквинок? Не знаешь ты его.

– А ты знаешь?

– Может, и знаю. И вот что скажу: сбирайте-ка пожитки, пока не поздно, да бегите из деревни.

Девушку прошиб озноб, она плотнее запахнула платок и молвила:

– А остальные как же?

– Остальных уже ничто не спасет, – был ответ. – Хозяин болота жесток, страсть как жесток. Ежели он что решил, не отступится. Сжалятся боги – сумеете скрыться, покуда он не вошел в силу. Останетесь – не уцелеете.

Частые звезды любопытно перемигивались в небе. Яркие, колючие. Нигде боле быть не могло таких звезд! От хлева пахло молоком, а издалека, от конюшни, доносилось пение дядьки Иго. Пел он хорошо да звонко, по молодости, сказывают, даже с гуслями постранствовал по городам, а все одно вернулся в родную деревню. Как оставить его на погибель? Как оставить подружек, с которыми малявками бабушкины сказки слушали? Как не уберечь от беды старика Нора с сыновьями, мельника Фасия и его близнецов? Как бросить деревню, зная, что сама разбудила жестокое лесное чудище?! Ива покачала головой: не будет ей покоя, если не выступит против Хозяина болота. По поверьям ругань отгоняет нечистую силу. Враки, видать. Потому что домовой дух выругаться выругался, но ничуть своих речей не убоялся. Ну, для домовых, верно, иные правила. Не зря он ни печи не боялся, ни железной утвари.

Кот оскорбленно чихнул и спрыгнул со ступеньки. Но прежде чем растаять в тени, все же сказал:

– Как начнешь Господина топей просить, скажи, мол, в память о той, кого ты не забыл. Авось сжалится. Или убьет, рассвирепев.

– О той, кого ты не забыл, – шевельнула губами Ива, запоминая. Хотела поблагодарить за совет, но нечистик уже скрылся.

Когда девка вышла со двора, осторожно притворив за собою скрипучую калитку, дух выглянул снова и покачал мохнатой головой. Что ему девка с зелеными волосами? Он эту избу стерег и при ее матери, и при бабке, и прабабку застал. Немало горя повидал, немало и радостей. Но отчего-то не давала ему покоя врака про Хозяина болота. Быть может, оттого, что сам когда-то ее и намурлыкал малым детушкам?

Старая то была врака, одна из тех, что в избытке лежат в котомках домовых духов, что поют они над колыбельками, если нерадивые матери по молодости-незнанию оставляют детей без присмотра. А после, повзрослев, дети родят своих детей и бают им невесть где услышанные россказни. Чтобы не играли у колодца, не призывали покойников или вот чтобы на болота не бегали. Словом, дабы не вышло беды. Но на сей раз беда вышла от самой враки…

Случилось то давно. Бабка нынешней хозяйки, слепая Алия, была тогда не только зрячей, но и резвой, каковыми бывают все малые дети. И такой же неразумной. Куда там понять, отчего вздыхает сестрица, для чего с собою носит букетик любистока! А домовой дух понимал. Потому, верно, отводил глаза матери с отцом, если просыпались в неурочный час и могли застать, как приходит к их двору гость. Тот гость не был Хозяином болота. Тогда еще не был… Однако любви у клюквинчан не снискал. Одна только девица была с ним ласкова. Та, на которую как две капли воды походила зеленоволосая хозяйка.

Чужак поселился в лесу, не спросившись и не изволив поклониться деревенскому старосте. Словно зверь дикий: шел-шел да и сел, выбрав местечко для житья. Местечко, правду молвить, было и даром никому не надо – гиблое, топкое… Одно слово – болото. Ночами от стоялой воды поднималась пахучая дымка, зверье, обитавшее поблизости, норовило ужалить али укусить. Гадюки, пауки, птицы-падальщики обитали там до того, как объявился чужак. А люди, хоть и любили разжиться клюквой да морошкой, обходили стороной. Но пришельца все одно невзлюбили. А за что его любить? Никому не доложился, ни с кем не знался. Выходил раз или два к домам разжиться пищей и чем-нито по хозяйству. Еще и платил, поганец, серебром, а раз даже золотую монету приволок, не постеснялся. И все ждал, пока мясник отсчитает меди на сдачу. Немудрено, что парочка местных собралась безымянного чужака навестить. Проверить, не жмут ли ему монеты карман, да рассказать, как принято дела делать в этих краях. Вернулись парни нескоро, хмурые да разукрашенные синяками. А отчего так, не сознались. Но чужака больше не трогали. Пусть ему! Так и повелось, что любить пришельца никто не любил, но и не гнали. Минул месяц-другой, и пообвыклись. И все бы шло своим чередом, стало бы в Клюквинках со временем на одного бобыля больше, но любопытные девки – это вам не бабки старые, которым достанет на скамье под липами обсудить деревенские сплетни. Им, что детям, надобно самим на все поглядеть. Вот и собрались девицы пугливой стайкой якобы по грибы, а сами все сильнее забирали к топям. Со всеми вместе пошла и Залавушка. Сестрица ее меньшая, Алия, тоже страсть как просилась поглядеть, да разве за старшими угонишься?

Словом, прокрались девицы к времянке, что поставил себе чужак. Стали ждать. А сторожка ровно и нежилая: ни огонька, ни звука. Так и стояли они, пихая одна другую локтями да хихикая, покуда позади не раздался ядовитый голос:

– Потеряли что, девицы? Не помочь ли поискать?

Девки завизжали и кинулись врассыпную. Со всеми вместе и Залавушка, да не свезло: оступилась, упала, запачкавшись болотной грязью, да малость повредила ногу об острый сук. А подружки что? Свои бы ноги унести! Так и разбежались…

Чужак перво-наперво показался не человеком, чудищем болотным. Замаранный золою, ссутулившийся, хмурый. Не человечье лицо, харю звериную углядела Залавушка! Но даже вскрикнуть не сумела – голос со страху отнялся. Она лишь подцепила да прижала к груди оброненную корзинку, так и не заполненную грибами. А чужак постоял маленько, ожидая, пока девка поднимется и припустит вослед за подругами. Не дождался, вздохнул и вышел из тени. Тогда только Залава поверила, что