же ты заблудилась? — спросила девочка.

Да я никогда не была в этом лесу: мамка мне не велит сюда ходить, но сегодня мне так сильно захотелось пойти, что я и пошла.

Девочка сбоку взглянула на Галю.

— Захотелось? Разве ты не любишь свою мамку? Ведь она тебя ищет...

Гале стало стыдно: она опустила голову и промолчала.

Минут через десять они вышли на другую поляну, где стояла землянка из ветвей и моха. Они вошли. Навстречу им поднялся высокий седой старик с длинной бородою.

— Отец, она заблудилась, я её и привела, — сказала девочка.

Старик пытливо посмотрел на гостью.

— Откуда ты, дитя? — ласково спросил он.

— Я из терема, — отвечала Галя.

— Кто же твои родные?

— Отец мой Рослав, он князь, его все знают.

Старик некоторое время молчал, потом спросил:

— Как же ты попала к нам в лес? Галя рассказала.;

— Придётся тебе, пожалуй, у нас заночевать, — гроза собирается. Есть хочешь? Аннушка, дай ей чего-нибудь.

Маленькая хозяйка принесла мёду, ломоть хлеба, квасу, луку. Галя принялась есть. Гроза прошла стороною, и старик вышел проводить Галю. Аннушка пошла с ними.

— Послушай, — сказал старик Гале, — ты попала , к нам нежданно-негаданно. Не говори же никому про нас, не то ты нас сгубишь...

Гале стало страшно.

— Отчего ты, дедушка, людей боишься? Ты колдун? кудесник?

— Нет, дитя, я христианин, -— отвечал он, грустно улыбаясь, — если кто-либо узнает обо мне, меня затравят, как дикого зверя.

— Христианин, — в раздумье повторила Галя, — ты — грек?

— Нет, я здешний, но жил в Греции и по-гречески разумею.

— Расскажи, дедушка, что это значит — христианин?

— Долго рассказывать, девочка, да ты и не поймёшь.

— Пойму, дедушка, всё пойму... Позволь мне опять к тебе придти, я теперь дорогу замечу...

— Полно, зачем тебе сюда бегать? Сгубишь нас...

— Нет, дедушка, я тихонько прибегу, я никому не скажу... Ты мне расскажешь тогда, да, дедушка?

Старик ничего не ответил и быстрее зашагал по тропинке.

— Вот твой ручеёк, теперь ты дома, прощай, — сказал старик и скрылся в чаще с Аннушкой.

Дома Галю искали, бегали, голосили. Она сказала, что заблудилась в лесу, а про старика с дочерью промолчала.

IV

Прошёл день. Не сидится Гале в светёлке, не играется в игры с девушками, не тешат её ни голубки-воркуночки, ни любимый сокол Мохнач, — тянет её в лес, к христианам: к ласковой, тихой Аннушке и доброму старику.

Выдался жаркий денёк. Улёгся холодный ветер, и повеяло поздним сентябрьским летом.

Галя встала чуть свет и решила, что проберётся, наконец, в лес. В полдень мамка Оксана вздремнула. Галя разослала своих рабынь — ту за ягодами, ту за грибами, ту рыбу удить, а то и просто гулять, и пошла на задворок, где была конюшня.

— Эй, Дальма, Дальмашка, — ау! — крикнула она. Из-за конюшни показалась смуглая девочка.

— Скажи отцу, чтоб оседлал мне Ястреба, да поживее!

Дальма скрылась в конюшне.

Вышел угрюмый хазарин, раб Хотли, отец Дальмы. Он исподлобья глянул на Галю и лениво пошёл за конём на луг. Гале показалось очень долго его ждать, она два раза нетерпеливо топнула ножкой.

Но вот, наконец, Ястреб осёдлан. Легко вскочила Галя на ковровое седло, передёрнула уздечку и на ходу крикнула Дальме:

— Как мамка проснётся, скажи, что я уехала кататься, часа через три вернусь!

Поскакала Галя через луга и поля к лесу. Вот и борочек, вот и ручеёк, — конь легко перескочил через него, и Галя очутилась в чаще. Там она соскочила с коня, запутала повод за дерево и пошла по тропинке. Зорко присматривалась она к заметкам, двигалась медленно, чтобы не заблудиться...

Наконец дошла она до поляны, где стояла знакомая землянка. Отворила Аннушка, больше в избушке никого не было.

Аннушка с удивлением смотрела на Галю, но, видимо, была ей рада.

— Мёду хочешь? — спросила она и закопошилась в поставце.

Они присели за соты и разговорились.

— Как же вы так живёте и людей не видите? Тебе разве не скучно?

— Скучно? Как это?

— Ну, вот, одной-то всё время быть, с отцом только?

Что же ты делаешь?

— Что делаю? Работаю, учусь...

— Работаешь?

— В избе прибираю, стряпаю, за пчёлами хожу —  отец на продажу в город мёд возит...

— Ну, а учишься? Как это так?

— Читаю, пишу, счёту учусь... I

— Читаешь? Пишешь? Ты? Девочка? Да этого и мой отец не умеет...

— А мой отец знает по-гречески и меня учит, мы вместе каждый вечер читаем Святое Писание.

Галя всё больше дивилась.

— Что же это такое?

— Ах, Галя, это так хорошо; там всё про Бога написано...

— Про Бога? Про какого Бога?

— Про нашего Бога, Который там, высоко в небе... — и Аннушка подняла палец кверху. — Ваши идолы — не боги, а куклы деревянные, они ничего не могут, а наш Бог один и Он всё может... — У Аннушки разгорелось лицо и блестели глаза.

— Как идолы не боги? И Перун не бог, и Велес не бог? Кто тебе сказал?

— Тятя сказал, да и в книгах написано, правда это... я этому верю, это так... — запиналась Аннушка.

Галя силилась что-то сообразить, молчала-молчала и... разразилась слезами:

— Неправда, неправда! Не хочу я вашего Бога, ты всё морочишь меня...

Она вскочила, бросила соты, выбежала из избушки и бегом пустилась домой.

Аннушка осталась в изумлении и долго стояла в раздумье на пороге...

V

С тех пор прошло четыре лета.

Весна стояла ранняя, реки разлились, дожди шли чуть не каждый день.

По широкому озеру плавно плыла лодка. Высокая девушка с открытым смелым взглядом больших черных глаз ловко управлялась с веслом — она поворачивала и вправо и влево, скользила между камышами и отмелями. Вокруг озера росли столетние деревья, место было глухое, дикое.

Девушка гребла быстро, видимо, торопилась, завернула за выдавшийся мысок, остановила у берега лодку, сложила вёсла и ждала.

Скоро между деревьями послышался треск, ветви раздвинулись, и другая девушка, невысокая, худенькая, бледная, выглянула из-за зелени.

— Галя, ты здесь? — робко спросила она и шагнула в лодку.

— Здравствуй, Аннушка... Они обнялись.

— Что тебя так долго не видать? Я по тебе стосковалась, дождь льёт целые дни, на душе невесело.