— Бегите, бегите скорее, — задыхаясь выговорила Галя, — спасайтесь, отец мой с людьми идёт сюда, моя мамка вас выследила. Скорее, скорее! — и она в изнеможении опустилась на лавку.

— А как же ты? — нерешительно прошептала Аннушка, она сразу всё поняла, и сердечко её сжалось от боли.

— Не думай обо мне, сестра моя, у тебя отец, его береги. Бегите, пока есть время...

— Беги с нами...

— Нет, дочь Рослава не побежит от гнева отцовского, лучше смерть...

Девушка выпрямилась, губы её сжались, глаза блеснули огнём.

В несколько минут собрались отец с дочерью. Старик благословил Галю, Аннушка повисла у неё на шее...

Галя торопила её:

— Аннушка, милая, родная, если меня любишь, спеши, не томи меня...

Она разняла её руки и передала Аннушку отцу. Вскоре оба скрылись в густой чаще.

Галя перекрестилась.

«А я? — подумалось ей невольно, — увижусь ли с ними? Нет, дни мои сочтены, а, может быть, и минуты».

Она села на лавку и стала ждать. Прошло часа два.

Но вот издалека донёсся топот... ближе, ближе... Послышался стук в дверь и мощный голос Рослава:

— Эй, отворяйте!

Вошёл Рослав, за ним Лют и Нырок, наконец, Оксана. Все остолбенели.

— Галя!.. Дочка! Что это значит? — прогремел Рослав, и брови его сдвинулись.

— Не сердись, отец, — твёрдо и ясно проговорила девушка, — ты волен сделать со мною, что хочешь, только я спасла своих друзей, и вам их теперь не догнать...Хочешь, казни меня, но душой и всеми помыслами я — христианка, и не волен ты в моей душе, хоть ты и отец мне...

— Спасибо, дочка, насмеялась ты над верой своих дедов и прадедов... не спросясь моей воли, убежала из терема, чтобы спасать моих ворогов, — неужто ещё мало сраму на мою седую голову? Не дочь ты мне отныне! Не хочу я видеть лица твоего постылого. Готовься к казни, а пока запру тебя в терем...

Похолодела Галя, в глазах затуманилось. Оксана подхватила свою ненаглядную питомицу и вместе с сокольничими вынесла её из землянки.

VIII

Горько заливалась слезами старая Оксана, лёжа на своём сеннике.

— Полно, не плачь, всё равно, не ты, другие бы отцу; сказали, не утаиться бы мне от его гнева, — говорила ей Галя.

— Светик ты мой ненаглядный, сердце ты моё золотое, думала я лучше сделать, не чуяло моё сердце, что отец твой, как зверь лютый, родного детища не пожалеет....

— Слушай, Оксана, до Авсеня всего два дня осталось, а там принесут меня в жертву... в последний раз исполни, о чём тебя попрошу.

— Проси, родная, всё для тебя сделаю ...

— Узнай, что с ними, успели ли укрыться, живы ли, да передай от меня последнюю весточку.

— Это вороги-то? колдуны-то? что приворожили тебя, сгубили моё дитя ненаглядное? Сгинь они, настигни их лютая смерть.

— Полно, не вороги они, не колдуны, они добрые люди. Коли любишь меня, не кляни их, вспомни, что последние дни мы с тобою вместе...

— Ин будь по-твоему, голубка моя; хоть и ненавистны они мне, а не могу я тебе не угодить. Разыщу их, постылых, разузнаю всё, что знать желаешь, передам от тебя весточку лиходеям этим...

Галя ожила и даже как будто повеселела. Она быстро оторвала кусок холста от рубахи и написала на нём несколько строк палочкою, которую обмакнула в склянку с тёмною жидкостью.

Чуть забрезжила первая заря, старая Оксана уже, как кошка, кралась по лесу, осматривала тропинки, оглядывала деревья, — она знала, что хотя во все стороны разосланы гонцы от князя искать христиан, ни один из них ещё не напал на их след.

Вдруг она сообразила что-то, круто повернула вправо и почти бегом пустилась через поляну, через болотные кочки, через ручей...

— И как это мне прежде в голову не пришло! — бормотала она на ходу. - На старости лет память отшибло...

В густой чаще за болотами высился ряд невысоких песчаных холмов, которые с одной стороны сходили в долину отлогими скатами, с другой — крутыми обрывами висели над пропастью, в которой шумел быстрый, глубокий ручей. Это был Дидов яр, заколдованное место, как говорили в народе, жильё русалок и леших. В самой средине Дидова яра виднелся узкий спуск. Оксана смело поползла по этому спуску, цепляясь за стволы и корни. Внизу она осмотрелась, приметила на сырой глине следы, нагнулась, с минуту разглядывая их, потом быстро пошла в ту сторону, куда они вели. Через полчаса она уже стояла у низенькой пещерки. Вход искусно скрывался за нависшим кустарником и мхом, но от зорких глаз Оксаны он не укрылся, и она ползком пролезла в узкое отверстие.

В маленькой, полутёмной келье, при тусклом свете лампады, сидели Андрей и Аннушка. Андрей нагнулся над книгой, Аннушка задумчиво смотрела на мерцавший огонёк.

Увидев Оксану, они вздрогнули.

— Не бойтесь — сказала она, — хотя и вороги вы нам, но не с местью пришла я к вам, а послала меня Галя, бедное моё дитятко! Вот и весточка от неё.

Аннушка жадно схватила лоскут, пробежала его глазами и вскрикнула.

— Отец, отец! Галю казнить хотят...

Старик Андрей вздрогнул. Молнией пронеслась в его голове мысль, что он будет повинен в её смерти, что не отстоял он Гали, убежал от опасности...

Он привстал и снова тяжело опустился на срубленную колоду, на которой сидел.

Расспросили Оксану, и она с неутешными слезами рассказала всё. Аннушка ещё больше побледнела, глаза её раскрылись, точно она видела перед собою что-то ужасное.

— Отец! Я не могу её так оставить, — сказала она тихо, но твёрдо, — благослови меня, отец, я пойду к ней и умру с нею...

Андрей хотел что-то сказать, но то, что он чувствовал, не укладывалось в слова, он молча стал на колени и начал горячо молиться.

Оксана забыла в эту минуту, что перед ней христиане, вороги, что она их только что кляла, она видела одно: эта бледная девушка идёт навстречу страшной опасности. Ей стало жаль её.

— Перестань, девушка, — сказала она Аннушке, — Зачем тебе идти на верную смерть? Вон у тебя отец есть, как его оставишь?

Аннушка вздохнула.

— Пусть казнят меня вместе с Галей, наша вера учит нас не страшиться смерти, а Гале со мною легче будет...

Оксана слушала её