ушли домой. Вспоминала своих. Люблю же я их всех! И скучаю отчаянно (неправда!).　

В субботу была на «Чародейке». Пожалуй, еще ни одна опера не оставляла такого сильного впечатления. И содержание и исполнение — все. Основную роль вела Кашеварова. Чудесная артистка. Голос сильный, красивый, гибкий какой-то. И играет прекрасно, и сама интересна. Нэлепп очарователен. Да все нравятся: и Орлов, и Маньковский, и Фрейдков — все.　

В классе по литературе начали Маяковского. Я рада. И он мне нравится все больше.　

9 января　

Вчера было письмо от папы. Вот радость-то! И он пишет, что… да вообще пишет все о Кашине. (Только про Бусика ничего.)　

10 января　

Что-то сейчас дома? Я во сне каждый день там бываю. Увы, только во сне! Почему-то в последнее время часто вспоминается Нюра. Вот бы увидеться с ней! И где она? И увидимся ли вообще когда-нибудь? Если нет — обидно. Все-таки она — одна из самых близких. Знаю, что они выехали по направлению Казань — Свердловск. А как найти? Я еще ближе теперь подружилась с Людой. Славная она такая.　

17 января　

Почему-то вдруг вспомнила 7-й класс. Лица, отряд — все. Как далеко это! Я помню обиду, жуткую, до слез, когда выбирали мы председателя отряда. Даже жаль, что все это уже прошло. Да и вообще всего жаль. А сейчас скучно. Да нет, я не знаю. Я вообще медленно, но верно изменяюсь, прогрессирую, так сказать, в худшую сторону. Папа говорит так: качусь по наклонной плоскости. Отрадное сознание! Но факт.　

Я сама знаю. Раньше я и училась лучше, и читала больше, и лучше разбиралась во всем, и вообще была лучше, а теперь… Вот, наверное, поэтому и мир теперь кажется серее, хуже. А кроме того, за последнее время я стала, ну, как бы лучше сказать… Появилась привычка к анализу людей. И в каждом находятся такие слабые местечки, такие черточки, которые позволяют мне относиться к ним как-то сверху вниз. А людей, в которых я не нахожу таких черточек, очень мало. И к ним я отношусь с большим уважением. К ним относятся Вера Александровна, Романович, Яков Платонович и еще немногие. А чего же ради я расфилософствовалась на эту тему? Ну да ладно.　

24 января　

И вот оно, новое несчастье над головой. Обжилась в Перми, привыкла к ней, кое-что даже полюбила и… уезжаем. 3-го дня болело горло, и я не пошла в школу. Вдруг приходит мама, чем-то ужасно взволнованная. И что же? Оказывается, из Кашина прислали за нами человека, литер и вообще — требуют нас домой. Мы с мамой долго не знали, на что решиться, уже совсем было решили остаться здесь, но… все-таки едем. Я вчера почти весь день проплакала. Так жаль оставлять все, к чему уже успела привязаться: город, школу, «читалку», каток, театры, Люську — все и всех ужасно жаль!　

30 января

Опять в дороге. Все-таки уехали. И сразу все радости стали казаться маленькими. Остались в памяти Вовка да Галя, остальные быстро забудутся.　

4 февраля

Дома

Не знаю, с чего и начать. Боже мой! За что? За что такое несчастье? Нет слов. Я не знаю. Умер Мишка. Родион, любимый…Умер от ран. И никогда, никогда я не увижу его. Никогда! Конец всему, конец… Нет, не могу.　

9 февраля　

Теперь, когда я уже немножко привыкла к своей потере, могу писать. Не меньше стала боль, но как-то ушла она в глубь сердца. Приехали домой мы 4 февраля, в 6 часов вечера. Папа встретил нас на вокзале. Я была так счастлива тем, что наконец приехали домой, тем, что скоро увижу своих любимых. И вот… Я никогда не забуду того почти физического ощущения жуткого холода внутри, когда папа сказал:　

— Миша Ушаков… его не стало. Он умер от ран… Никак я не могла осознать этого сразу. Я плакала. Но разве слезы могут выразить всю боль, всю тоску? Я пошла к Прасковье Васильевне[4]. Я никогда не забуду этого вечера. Я переступила порог и упала ей на шею со слезами. Мы обе плакали и говорили только о нем. Только о нем! Всю ночь…　

Я вспоминала все, что касалось его. Помню всю историю нашей любви, начиная с апрельского вечера и кончая последней вечеринкой — все, все. Как он умел любить! Как он любил! Помню его слова, когда он говорил: «Я люблю тебя. Что для тебя сделать? Говори, я сделаю все — возможное и невозможное».　

И никогда уже не повторит он этого. Помню, как в те вечера, когда мы были вдвоем, нам было так хорошо, что мы молчали, молчали по целым часам и слушали чудесную музыку внутри себя. Тогда он говорил: «Зачем я не умею плакать, я готов заплакать от счастья».　

Дивные, никогда не забываемые минуты! В одну из таких встреч он сказал мне свою тайну, которую, кроме меня, не знает никто на свете. А я… Я тоже любила его. Странно, дико, но все же любила. И страдала сама, и причиняла ему жестокие страдания. Сколько мелких, ненужных неприятностей сделала я ему и сколько крупных огорчений. Ведь он, оказывается, все-таки плакал на последней вечеринке… Он плакал, он, никогда не знавший слез. Он тогда обещал прислать мне стихи, которые написал для меня, и… не прислал. А может быть, и послал, да они не дошли до меня.　

И от него остались у меня две фотографии, на одной из которых надпись: «Любимой»; ключ, бронзовый цветок да прядь волос, черных и мягких. Его волос. Вот и все.　

И никогда, никогда уже не увижу я его, не поцелую, не почувствую его рук, таких сильных и нежных. Все. Конец всему.　

Знаю твердо: никто, никогда не будет любить меня так, как любил он. Никто! Это была предельная любовь. И как он умел выражать ее! Боже мой! Как я несчастна!　

И почему именно он? Такой смелый, сильный, такой умный и тонкий в чувствах. Такой замечательный человек. Таких единицы среди тысяч. И погиб…　

А умер он в 11 часов 50 минут 31 декабря. 10 минут не дожил до Нового года. А я в это время как будто чувствовала. Там, на вечере в третьей школе, где-то в глубине души жила жуткая тоска.　

Нет Мишки. Моего Мишки!　

Нет и никогда не будет.　

Возможно ли это?

Заявление Ины в райвоенкомат

Дорогой товарищ!　

Я