- Он влияет на людей своим моральным авторите­том.

- Что такое моральный авторитет? Людьми надо управлять. Я знаю, какие могут быть последствия при обращении к снисходитель­ности и добродушию в отношении диких орд русских безбожников. Я ненавижу Колчака, и Колчак, я знаю, ненавидит меня. Он желал бы моей гибели.

21. Сцена

Это подтвердилось на следующий день во время встречи Унгерна с Семеновым.

- На тебя, барон,- сказал он, - получены документы от вер­ховного правителя России, адмирала Колчака, - и подал бумаги.

- Доклад об убийствах, расстрелах и других преступлениях, чинимых генералом Унгерном и его подчиненными. Жалобы гос­пожи Филипповой об убийстве ее мужа, капитана Филиппова, а так­же ряд других материалов, необходимых для предания тебя военно-полевому суду, - Семенов поднял голову и посмотрел на барона.

- Что ж, - сдерживая гнев, сказал барон, - если ты, атаман, считаешь, что я за свою борьбу с врагами России заслужил петли, то казни. Как буддист, я готов к смерти, но скажу тебе откровенно: Колчак - человек Вашингтона и японофоб, все это направлено не только против меня, но и против японского влияния.

- Никто тебя казнить не собирается, - сказал Семенов.

- Одна­ко, что это за история с золотом и с грабежом поездов? Тут сказано, - он взял бумаги, - барон Унгерн чувствует себя полным князем и считает себя вправе облагать данью проходящие мимо поезда.

- Когда-то моего деда тоже обвиняли в операции грабежа су­дов, - сказал барон, - недаром между нами сходство.

- Тут сказано, - продолжал читать Семенов, - реквизирован­ные товары тайно переправляются в Харбин и продаются через спекулянтов-перекупщиков, так ли это?

- Господин атаман, - сказал Унгерн, - это так. Средства, отпу­скаемые из Читы на содержание дивизии, ничтожны. Главный способ получения средств - реквизиции на железных дорогах. Ведь оде­вать, вооружать, снаряжать и кормить тысячи людей, лошадей - это при современной дороговизне что-нибудь стоит. Из Харбина мы по­лучаем вырученные деньги и натуру: муку, сало, рис, ячмень и овес для лошадей, табак, папиросы, спички, партии обуви и чая. Также электрические принадлежности и латунь для патронных гильз.

- Параконные экипажи, партию душистой китайской горчицы и кокосовые орехи, - продолжал Семенов.

- Зачем тебе кокосовые орехи? - Семенов улыбнулся.

- Это кто-то из моих гурманов, сибаритов, заказал. Надеюсь, ты не подозреваешь меня? Я не трачу на себя ни гроша из выручен­ных средств. Есаул, - обратился он ко мне, - запиши, выясни, кто заказывал на дивизионные деньги душистую горчицу и кокосы. Накажу беспощадно. Кто бы это ни был.

- Писал бы отчеты, - сказал Семенов, - тогда меньше возника­ло бы недоразумений. Бумага, бумага нужна.

- Вам нужна бумага, - усмехнулся барон. - Хорошо, я велю послать вам целую пачку. Однако, все это условность, а условностя­ми я люблю пренебрегать, в том числе канцелярскими. Бумажные процедуры в моем штабе упрощены до предела. Одно время штаб­ную документацию я вообще велел отправлять в печку, как тормозя­щую живое дело. На нестроевых должностях у меня лица не засиживаются. Долго сидеть надоедает, писать. Это Колчак - кабинет­ный человек, я не сижу в кабинетах.

- Колчак прислал из Омска телеграмму, - сказал Семенов, - умоляет меня двинуть хотя бы тысячу штыков на фронт. Я ответил отказом, у меня есть более важные дела, чем воевать с большевика­ми за пределами своих владений. Я знаю, кто бы ни победил, мне в Чите не усидеть.

- Я не вижу большой разницы между Колчаком и большеви­ками, - сказал Унгерн, - и те и другие губят Россию.

- Чтобы опередить Деникина и первым войти в Белокамен­ную, - сказал Семенов, - окружение Колчака вынудило его принять гибельный план прямого наступления на Москву через Пермь.

- На Москву надо идти другим путем, - сказал Унгерн, - через Ургу, через Монголию, этот путь Чингиз-хана. Великая Монголия - первый шаг на пути к будущему обновлению Китая, России и Евро­пы.

- Во всяком случае, создание особого монгольского государ­ства - это для нас запасной вариант судьбы, - улыбнулся Семенов.

- Японцы такой план поддержат, японцы давно стремятся утвердить свое влияние в центре Азии. Отсюда можно контролировать Турке­стан и Тибет, через который открывается путь в Индию и Северный Китай. Колчак - человек Вашингтона, западный человек. Прямого вмешательства Запад не потерпел бы, поэтому с Колчаком надо хи­трить, давать обещания, но не выполнять, делать вид, будто готовы идти на уступки.

- Я хитрить не буду, - сказал Унгерн, - когда займу Ургу, по­просту арестую всех колчаковских эмиссаров. И японским паяцем тоже не стану, чтоб нити дергали японцы. Моя идея - всемонгольское государство.

- Тень Чингиз-хана является нам обоим, - сказал Семенов, - но ты видишь в Чингиз-хане потрясателя вселенной, а я - строителя империи. Однако путь у нас общий, путь Чингиза. Тем более, моя бабка по отцу принадлежит к роду князей Чингизитов. Итак, реше­но, готовь план наступления на Ургу. Дело наше святое, за такое дело можно и умереть.

22. Сцена

На обратном пути из Урги в купе вагона Унгерн сидел молча, глядел в окно, потом сказал:

- Судя по всему, Семенов умирать не собирается и в любых обстоятельствх имеет запасной вариант жизни. Думаю, на случай бегст­ва у него уже приготовлены штатский костюм и деньги в банках Хар­бина и Нагасаки. У меня с атаманом пути разные. Мой путь прямой, тем не менее до поры до времени мы с Семеновым идем рядом. Семе­нов мечтает в интересах России образовать между ней и Китаем осо­бое государство из Монголии и южной части Забайкалья. “Такое госу­дарство, - говорит Семенов, - могло бы играть роль преграды, если б Китай вздумал напасть на Россию ввиду ее слабости”. Это смехотвор­но! Создашь такого государства выгодно прежде всего Японии, а ин­тересы России не более, чем патриотическая фраза. В этом ли патрио­тизм? Я заменил бы слово “Россия” словом “Евразия”. Только восста­новление силы Чингиз-хана может спасти Россию и остановить гние­ние Запада. Скоро мы сделаем первый шаг на пути к будущему обнов­лению мира. Мы начинаем движение на Ургу.

23. Сцена

Дивизия была выстроена в боевых порядках. Вынесли белое знамя с