- Барон велел прекратить допросы, - сказал я, стараясь смот­реть в сторону.

- Он беседует с ламами. Ламы выглядели растерянными: видно, были напуганы крика­ми.

- Будда проповедует мир и милосердие, - сказал первый лама.

- Будда щадит все живое, даже комаров, вшей и блох. Но слу­га Будды - беспощадный Махагала, ты, белый батыр, - слуга Будды Махагала.

- Махагала, - наперебой заговорили ламы, - хранитель веры, устрашающий и беспощадный Махагала.

Ламы, поклонившись барону и пятясь, вышли из юрты.

- Кто такой Махагала, ваше превосходительство? - спросил я.

- Махагала, - это шестирукое божество По-тибетски Срум, или Докхит, по-монгольски Шаги Уса. Он изображается в диадеме из пяти черепов, с ожерельем из отрубленных голов, с палицей из человеческих костей в одной руке и с чашей из черепа - в другой. Вот оно.

- Барон порылся в бумагах и показал литографию.

- Подлинник - в монастыре Гудана. Когда мы возьмем Ургу, то обязательно посетим монастырь Гудан.

Вошел Сипайлов.

- Что ты такое делаешь! - закричал на него барон. - Знаешь ведь, что я беседую с ламами.

- Ваше превосходительство, угощал чайком вредный элемент, - усмехнувшись, ответил Сипайлов.

- Ты, Сипайлов, садист, - сказал барон, - я не люблю истяза­ний. Когда мне приходится натыкаться на какую-либо жестокую экзекуцию и слышать стон наказуемых, то я стараюсь быстрей пройти или проехать. Я никогда не посещаю сараев или подвалов, где хо­зяйничает Сипайлов со своими подручными. Я предпочел бы уби­вать своих врагов просто. Смерть есть нечто заурядное, чуть ли ни пошлое в своей обыденности. А пытки ее романтизируют.

- Ваше превосходительство, - сказал Сипайлов, - без пыток нельзя добиться признания виновных.

- В жестокости есть печальная необходимость, - согласился барон, - сам Будда допускает такую необходимость, взяв своим слу­гой божество Махагала. Побеждая злых духов, Махагала ест их мясо и пьет их кровь. Сам он не способен достичь Нирваны. Он обречен вечно сражаться со всеми, кто препятствует распространению буд­ дизма, причиняя зло ламам или мешая им совершать священные об­ряды. Я чувствую себя таким божеством. Я объявил войну китай­цам, которые заставили отречься живого Будду, запретили богослу­жения в столичных монастырях и оскверняют храмы. Особенно меня волнует, что монголы называют меня белым генералом, который спасет их от белой курицы. Монголы очень чутки к цветовой сим­волике.

- Ваше превосходительство, - сказал Сипайлов, - я хотел бы доложить о деле Чернова, коменданта обоза, поскольку вы велели мне разобраться.

- Докладывай!

- Чернов распорядился отравить тяжелораненых, которых вез­ли в обозе.

- Это я сам ему велел отравить безнадежных, тех, кто все рав­но не вынес бы дальнейшего перехода.

- Ваше превосходительство, поговаривают, что с тяжелоране­ными смертельную дозу яда получили все, имевшие при себе ка­кие-либо ценности или деньги.

- Так ли это, выяснить! Если так, Чернова привести в лагерь. Допросить. Ты, есаул, поедешь, доложишь мне к моему возвраще­нию из японской ставки.

- Слушаюсь, ваше превосходительство, - ответил я.

- Выяснить, - сказал барон.

- Чернов был прежде моим лю­бимцем, как и Лоуренс. Деньги и золото все губят.

- Говорят о подделке денежных документов по причине сладо­страстия, - сказал Сипайлов. - Тут замешана женщина.

- Какая женщина?

- Голубева. У Чернова, якобы, с этой женщиной роман.

- Голубева? Опять Голубева. Выяснить и доложить. Я чувст­вую в себе силу Махагалы, а значит и справедливость Будды. При этом всякий, на кого обращается мой гнев, будь то дезертир, пьяни­ца или тот же Чернов, становится врагом желтой религии, мешаю­щим ее торжеству. И ты, Сипайлов, - спутник Махагалы. Но я - божество, слуга Будды, а ты и Бурдуковский со своими подру­чными - бесноватые кладбищенские демоны, жадные до крови и мяса. Вы - челядь, покрытая пеплом погребальных костров и пятна­ми трупного жира. Пожирающий людоед - это в числе ритуальных списков Махагалы, но вы - животные-людоеды. Ламические обрядники включают сюда и животных соответствующего толка. Это вол­ки, шакалы, дикие собаки, лисы, грифы, совы и филины - все те, кто питается падалью.

И, вынув золоченую коробочку с кокаином, барон отсыпал на ладонь, поднес порошок к ноздрям.

30. Сцена

Приехав в расположение обоза, первыми, кого я увидел, были Голубева и Чернов. Они шли об руку. Судя по их поведению, при­ходилось признать, Гущин был прав. Меж Черновым и Голубевой - роман. Нельзя сказать, что я вовсе не испытывал ревности. Какой мужчина может устоять перед подобной красавицей? Особенно в монгольском захолустье. Остановившись за бараком, я видел, как они обнимаются и целуются, и не один лишь я. Они не слишком стеснялись, и это зрелище собирало зрителей.

- Вот, ваше благородие, блядь, - сказал мне какой-то обозный казак, тоже оказывается наблюдавший, - коменданта соблазняет ради сладкого пайка.

- Хорошо бы ее накрыть где-нибудь в сарае, - подхихикнул второй казак.

- Ваше благородие, вот истинный крест, накрыть в сарае. Может, и она рада будет. Оба были пьяные.

- Убирайтесь вон, - брезгливо сказал я.

- Узнает комендант, накажет вас.

31. Сцена

В комендантской я долго просматривал бумаги умерших тяже­ ло раненых.

- Где опись личного имущества, ценностей и денег, которые были у покойных? - спросил я Чернова.

- Не было никаких денег и ценностей, - ответил Чернов, - это клевета. Это на меня клевещут.

Провозившись до полудня и ничего не обнаружив, я вышел из прокуренной комендантской подышать свежим воздухом, увидел Веру Голубеву, которая прогуливалась неподалеку.

- Вы, есаул? - увидев меня, сказала она довольно равнодушно, что, признаюсь, меня покоробило.

- А вы, мадам, я вижу, времени не теряли.

- Уже рассказали?

- Рассказывать не надо, так видно, - ответил я.

- Вы уж вовсе переселились в юрту к Чернову?

- Да, переселилась, - ответила Вера, - что в этом плохого? Разве мы плохая пара? Оба красивые, статные, - она засмеялась.

- А ваш муж? - спросил я.

- Этот лакей? - презрительно сказала Вера. - Он всегда был лакеем, даже когда служил в Петербурге в министерстве иностран­ных дел, был лакеем. Просто теперь явно видно. Разве вы не заме­тили?

- Я