Поэтому Путину приходилось, видимо, экспериментировать даже в виде такого троллинга богатых людей. По сути, практикой проверялось марксистское утверждение, что капитал (читай: инвестор) за деньги пойдет на любую ложь и фальсификацию, даже на преступление.

Я думаю, в этом своем постижении психологии денег, монетарного инструментария, патологии инвесторов Путин уже поставил точку. Он все окончательно в этой сфере понял через нашумевшую ситуацию с бывшим министром экономического развития Улюкаевым.[14]

Восемь лет строгого режима – это для кого-то неуважение к традициям новой российской элиты, по которым высших чиновников не принято сажать за такие мелкие взятки. Но в то же время восемь лет строгого режима – это фиксация нынешнего уважения Путина к возможностям денег. Он окончательно понял, что деньги на чужой стороне – страшный противник. Он понял, что люди, выросшие из гайдаровской гвардии с лозунгами о «продаже и покупке всего», не поддаются переделу – видимо, деньги вошли в их геном. Он относится к деньгам сегодня как к партнеру, вкладывая в это слово то же самое, что и в термин «партнер» по отношению к Штатам.

Когда-то я спросил у своего бывшего студента, ставшего мэром Киева и известного своей страстью к деньгам: «Чем они привлекают?» Он ответил: «Мне интересна не столько власть над самими деньгами, сколько привлекательна власть над людьми, у которых есть деньги».

А для Путина, как мне кажется, уже на первом этапе его бойцовско-государственного мастерства и сами деньги стали не особо интересны. И даже люди, у которых есть деньги, и даже люди, которые пытаются управлять людьми, у которых они есть. Он проник в эту тайну, и она его больше не тревожит. Тревожит только неведомое. Он осознал на этом этапе, что Россия – это не бизнес, а судьба. А великое таинство судьбы несопоставимо ни с каким тайным бизнесом.

Таков примерный итог постижения им искусства первого президентского дана.

Второй дан – административно-силовой

На этом уровне мастерства возник Путин, который своим базовым оружием считал приказ (пресловутая административная вертикаль). Визуально это вылилось в публичные дружественные объятия с такими явными «силовиками», как Патрушев[15] и Иванов[16]. А подспудно это было объективно связано с тем, что начался сначала незаметный, а потом все более явный процесс обуздания дикой и криминализированной бюрократии.

Помните, в 90-е самые нулевые российские чиновники, как некогда ковбои, «объезжали» каждого более или менее крупного бизнесмена, накидывали на него уздечки правил, пожеланий, проверок, компромата и ставили самых норовистых в стойло (кроме, конечно, пресловутых олигархов, с которыми у них были своего рода партнерские отношения). Это было до тех пор, пока на этом родео не появился Путин, который стал главным наездником.

Большинство высших чиновников и особенно губернаторов в России в те годы были выходцами из криминальных и полукриминальных сфер. Поэтому, наверное, они так легко договорились о разделе сфер влияния с олигархами-посткомсомольцами. Комсомол на последнем этапе был насквозь криминализирован.

Поставить в государственное стойло этих забуревших региональных баронов было сложнее, чем забрать деньги у всесильных олигархов.

Во-первых, они были тогда защищены пресловутой легитимностью своей выборности. То есть они избирались всеобщим голосованием избирателей своих регионов-вотчин, а процедура управления подобными голосованиями была отточена до деталей. На фоне тотального безденежья регионов (а были места, где люди не видели деньги месяцами) люди легко продавали свои голоса и за деньги, и за крупы, и даже за трусы (это не шутка – в одном регионе мои знакомые политтехнологи придумали дарить на выборы красивые американские трусы).

Поэтому первой задачей стало изменение моделей и процедуры самого назначения губернаторов. Наверное, помогло то, что многие из них настолько уверовали в свою всесильность, что абсолютно не верили в подобные изменения. Их, вероятно, подвела известная российская политическая традиция – каждый за себя. И они не смогли или не успели создать единый антипутинский фронт. Ну и не тех советников, возможно, они слушали.

Мне вспомнился случай, как на моих глазах советник новгородского губернатора – господин Бурбулис – убеждал своего патрона, что президент не решится отменить выборность губернаторов. Да, многие губернаторы посчитали «нувориша» Путина послушной и нерешительной марионеткой предыдущей власти. Ну-ну.

Во-вторых, большой проблемой была неприкасаемость губернаторов как членов Совета Федерации. И здесь стремительность и решительность изменений поразила воображение многих региональных баронов. В итоге что получилось? Вместо общих выборов – назначение. То есть ты уже не политик, а чиновник. (Так же и с такой же скоростью была решена проблема их сенаторской неприкосновенности: и вот ты уже не небожитель, а обычный подсобный гражданин.)

Так создавалась в России путинская административная вертикаль: для кого-то – сплошной политический ужас, а для кого-то – политическое, экономическое, социальное и культурное спасение страны.

Чтобы понять всю детальную логику путинских мотивов, инструментов и побуждений в создании этой вертикали, необходимо хотя бы вкратце вспомнить «силовую» часть его биографии, которая органично дополняет его генотип «выживальщика» и базовые кодексы личности.

Итак, в 1975 году Путин окончил юридический факультет ЛГУ и по распределению был направлен на работу в Комитет государственной безопасности. В 1975 году окончил Курсы подготовки оперативного состава на Охте («401-я школа»), аттестован младшим офицером (старший лейтенант юстиции) в системе территориальных органов КГБ СССР.

После 1977 года работал по линии контрразведки в следственном отделе Ленинградского управления КГБ. В 1979 году закончил обучение на шестимесячных курсах переподготовки в Высшей школе КГБ в Москве и снова вернулся в Ленинград.

В 1984 году в звании майора юстиции откомандирован на обучение на одногодичный факультет Краснознаменного института имени Ю.В. Андропова КГБ СССР, который окончил в 1985 году по специальности «Внешняя разведка». Во время учебы в институте носил «школьную» фамилию Платов, был старостой учебного отделения, изучал немецкий язык.

В 1985–1990 годах работал в ГДР. Проходил службу в территориальной разведточке в Дрездене под прикрытием должности директора дрезденского Дома дружбы СССР – ГДР. В течение командировки по выслуге лет повышен в звании до подполковника и в должности – до старшего помощника начальника отдела. В 1989 году был награжден бронзовой медалью «За заслуги перед Национальной народной армией ГДР». В 1990 году, во время массовых акций, предотвратил разгром демонстрантами территориального подразделения КГБ в Дрездене.

После окончания загранкомандировки и возвращения в СССР, по словам Путина, добровольно отказался от перехода в центральный аппарат внешней разведки КГБ СССР в Москве. Снова вернулся в штат первого отдела (разведка с территории СССР) Ленинградского управления КГБ.

По словам Путина, после перехода на работу в мэрию Ленинграда он дважды подавал рапорт об увольнении из органов КГБ СССР. 20 августа 1991 года, во время выступления Анатолия Собчака против ГКЧП, подполковник Путин написал рапорт об увольнении из КГБ.

С 25 июля 1998 года – директор Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Своими заместителями Путин назначил генералов Николая Патрушева, Виктора Черкесова[17] и Сергея Иванова, с которыми был знаком по работе в КГБ (в Санкт-Петербурге). Возглавляя ФСБ, Путин провел реорганизацию службы – упразднил управления по экономической контрразведке и по контрразведывательному обеспечению стратегических объектов, создал вместо них шесть новых управлений. Добился бесперебойного финансирования ФСБ, а также повышения зарплат сотрудников ведомства (в этом отношении они были приравнены к сотрудникам СВР России и ФАПСИ). Воинское звание полковник было присвоено ему на должности директора ФСБ. Перед назначением на должность директора ФСБ президент Ельцин предлагал Путину повысить его в звании до генерал-майора, однако Путин отказался, предложив стать первым гражданским директором ФСБ.

Осмыслив эту информацию, можно предположить, что второй дан Путина – административно-силовой – опирался на специфический серьезный опыт работы с непослушным, девиантным человеческим материалом.