это ему? Зачем? Он вышел в практически незнакомый ему (да и, пожалуй, всей мировой элите) мир стратегической глобальности. Ведь он мог комфортно дожить уже в освоенном и понятном мире привычных тактических инструментов – деньги, администрирование, сила, закон. Зачем ему риски, причем риски явные и высокие, все это потерять? Ведь у проектировщика всегда риски на порядок выше, чем у частных исполнителей. Если заваливается дом, судят не сантехника или электрика – судят проектировщика.

На такие глобально философские вопросы ответ может быть скорее метафорический. Поэтому вспомним, что сегодня довольно популярна красочная и емкая метафора, которая показывает актуальное состояние России. В духе русских народных сказок Россию сравнивают с богатырем, посеченным на поле брани: вот он лежит рассеченный чуть ли не на отдельные ошметки. Вот его окропили мертвой водой, и раскромсанные чресла его срослись. Но он все еще мертв. Нужна живая вода, которая оживит уже восстановленное, но еще недвижимое тело богатыря.

Так вот, первые, как мы только что сказали, тактические ресурсы Путина идеально вписываются в концепцию и функции мертвой воды. То есть, переходя на современный язык, это были инструменты сращивания почти умершей рассыпавшейся России. И, маневрируя данными инструментами, Путину в прошлых политических реинкарнациях удалось сделать практически невозможное – тело страны было восстановлено.

Но это не значит, что оно зажило полноценной и полнокровной жизнью. Вот именно для этого нужно было смыслослово – живая вода стратегического планирования. (Государство, народ и человек живут полноценной жизнью лишь тогда, когда они сами планируют свою жизнь.)

Практически все шаги Путина последних лет связаны как раз с нахождением нужных смыслослов, оживляющих страну. А говорит Путин нынешнего периода практически смыслами. В каждом своем выступлении, относящемся как к внутренней, так и к внешней политике, он мучительно пытается быть не сколько учителем, сколько герменевтиком.

И это его отличает практически от всех других политических типажей. В последние годы в мире доминирующим стал тип как раз политика-учителя. Методичная Меркель, презентабельный Макрон (со своей пожилой женой-учительницей), назидательный Трамп… В каждом своем обращении к нации или к другим народам учат или поучают: как жить, во что верить, какие ценности отстаивать.

Путин – пока единственный политик, который пытается передать не готовые знания, формулы и стереотипы, а мощные стимулы-смыслы к саморазвитию, самопостижению, самопознанию. Это и есть герменевтика в чистом виде – давать не знания, а понимание.

Поэтому он постоянно апеллирует к таким категория, как честь, достоинство, справедливость. Все эти категории не знания, а саморазвитие. То есть категории оживления, жизни.

Это как раз те категории смысла, ради которых стоит жить, с помощью которых можно жить и которые для России сейчас являются живой водой.

Правда, возникает вопрос, а можно ли найти последователей и наследников Путина, которые способны говорить не словами, а смыслами, работать не только в режиме мертвой, но и живой воды, быть не только тактиками, но и стратегами? Оставим этот вопрос пока открытым.

Откровенно говоря, мы думали, что часть ответов получим в ходе избирательной президентской кампании 2018 года. Но получили больше новых вопросов, чем ответов на старые. «Золотая игла» пока остается в одиночестве по своему эталонному составу.

Пятый дан – фантазийно-мечтательный

Почти нескончаемая серия «цветных революций» за последние 10 лет показала интересную особенность. Людей легче поднять, вывести на улицы, площади, майданы под лозунгами борьбы за мечту, за явно фантастические перспективы, чем за реальные блага. Вспомним причины одной из первых «революций» в Тунисе. Там торговец зеленью, имевший приличный и стабильный доход, сжег себя не за улучшение условий своего бизнеса, а за несогласие с тем, что его сверстники – дети президента страны – имеют банки, пароходы, телеканалы.

Человек так устроен, что за явно иллюзорные, гипотетические, даже чисто фантазийные свои мечты он будет сражаться яростнее, чем за реальные, но слишком обыденные блага.

На этой особенности, кстати говоря, в лучшие его годы строилась стабильность Советского Союза. Большинство его жителей, естественно, становились обычными рабочими и инженерами, но все в детстве мечтали быть космонавтами, ядерными физиками или знаменитыми полярниками.

Года за два до украинского майдана 2013 года мне пришлось дискутировать на эту тему с президентом Януковичем и его ближайшим окружением (сыновьями, первым помощником Эдуардом Прутником[18] и другими).

Я говорил ему, что майдан в стране неизбежен. Поскольку уже тогда в среде обывателей ходили разговоры о том, что обычные дети даже не могут мечтать о том, чем владеют дети президента (те же телеканалы-банки-пароходы).

Помнится, я тогда предложил Януковичу двухходовку.

Первый ход – убрать полностью детей из публичной сферы. Пусть один, например, незаметно занимается где-нибудь за границей автогонками, на которых он был буквально помешан. А другой мог бы работать в какой-нибудь зарубежной компьютерной фирме. Тогда оппонентам президента сложно было бы использовать свой базовый лозунг: «Дети президента украли мечты у наших детей!»

Второй ход заключался в восстановлении традиционных для украинской молодежи кластеров мечты. В частности, можно было бы восстановить и нарастить украинские арктические и антарктические исследования (тогда еще теплилась на Украине школа полярных исследований). Также можно было тогда акцентированно развивать украинскую космонавтику… При должном освещении этих шагов в медиа, кинематографе, литературе можно было хотя бы в какой-то степени зажечь подобные мечты у значительной части молодежи. Те мечты, которые абсорбируют значительную часть молодой, бесцельно бродящей и будоражащей души энергии. Те мечты, которые дают ощущение доступности верхних этажей социального лифта.

(Любая революция – это социальный лифт, только он, как правило, идет не вверх, а вниз или просто раскачивается, имитируя движение, но людям хочется верить, что на нем можно попасть вверх, и мечты как раз являются символом этой веры.)

Однако в то время президентская команда даже не поняла, о чем я говорю. Младший сын президента до последнего сидел в парламенте, демонстрируя вызывающее политическое мажорство. Старший сын демонстрировал вызывающее экономическое мажорство, подбирая под себя все новые сферы бизнеса и финансов. А потом произошло то, что должно было произойти.

Так вот, почти четверть века Россия жила без мечты. Да, была как бы мечта о сытой жизни (для многих в России она была реализована в нулевые годы). Но оказалось, что all inclusive даже частично не может заполнить, замыслить голову молодого человека.

В это же время во всем мире начинается поистине космологическая война «холодильника» с «ящиком». И стало очевидным, что даже полный «холодильник» проиграет даже частично заполненному «ящику». А заполнить его можно только мечтой (сегодня мы, например, видим, как на Украине «ящик», на самом донышке имеющий жиденькую мечту о европейском рае, все же побеждает пустые холодильники, вопиющие о бездарности украинской элиты и неверности избранного пути).

Путин почувствовал это одним из первых на постсоветском пространстве. Наверное, здесь сработали его интуитивно-мыслительный тип, плюс кодексы воспитания, о которых мы говорили выше. Наверное, поэтому на определенном этапе своей президентской деятельности он стал опережающими темпами восстанавливать главные кластеры советской мечты – освоение Арктики и покорение космоса.

Значительная часть российских экспертов разделилась на две основные категории.

Одни считают, что Россия сегодня слишком бедна для того, чтобы отвлекать ресурсы на столь экзотические темы. Мол, под боком нищее Нечерноземье, убитые деревни, разбитые и непостроенные дороги, а деньги уходят на какие-то фантазии.

Другие пытаются оправдать эти путинские решения сугубо экономической целесообразностью. Мол, Заполярье – это