Но поскольку подбородок мой был крепко сжат, а пальцы магистра сдавливали мне щеки, то получилось что-то вроде: «Дя…» Тогда Петр Андреевич меня отпустил, вернулся к столику и снова наполнил стакан водой.

— Это случилось несколько часов назад, — пояснил я. — Солнце тогда было еще высоко. А потом я наткнулся на гвардейцев светлейшего князя и был вынужден бежать. На конверт с письмом было наложено заклинание «молчаливого кустодия», так что гвардейцы могли отслеживать мои передвижения.

Магистр с мрачным видом отпил из стакана.

— Несколько часов… — повторил он. — Как гвардейцы за столь малое время могли тебя нагнать?

— Не могу знать, Петр Андреевич!

Амосов мельком глянул на меня и отмахнулся.

— Где уж тебе! Да и не твое это дело!

Я отмолчался. Стало немного обидно. Все-таки это именно я обнаружил письмо! Ну да и ладно. Пусть теперь магистры с их большими головами решают, что же со всем этим делать. Тревожно только: а вот как Кривой Нго послушает светлейшего и приведет в действие Немое Заклинание — и что тогда? Конец света? Кровавая бойня с силами Запределья? Или же еще какая напасть?

А, впрочем, магистр абсолютно прав: не мое это дело.

— Я могу только предполагать, Петр Андреевич, — сказал я сухо. — Если на конверт было наложено заклинание «молчаливого кустодия», значит, светлейший пользуется услугами кого-то из магов. Фальц считает, что даже начинающий чародей мог бы сделать это — заклинание совсем простое.

Еще раз глотнув из стакана, магистр усмехнулся.

— Всем известно, что князь Черкасский использует кого-то из магов! Но кого именно — этого мы не знаем. Однако с тем, что это был начинающий чародей, я не соглашусь. Я уверен, что тот же самый маг открыл гвардейцам «тайную тропу», чтобы они смогли тебя нагнать, Алешка. И только быстрота твоих ног тебя спасла. А это уже не похоже на дело рук начинающего чародея! Открыть «тайную тропу», которая к тому же способна пропустить через себя десяток конных гвардейцев — тут надобно умение! И большой опыт… Так что на службе у князя не простой чудодей, Алешка, ох не простой! Знать бы только кто он.

Возразить на это мне было нечего. Да я и не хотел возражать. Я хотел есть. О чем немедленно напомнило ворчание в моем брюхе. Оно было настолько громким, что даже магистр обратил на это внимание и уставился на мой живот, сдвинув брови.

— Проголодался, аспирант?

— Немного, Петр Андреевич.

Магистр развернулся к дворецкому, который так и стоял у лестницы, только ружье свое уже куда-то прибрал.

— Кирьян! Накрой в столовой аспиранту, да попотчуй его от души!

Но я остановил кинувшегося было вверх по лестнице дворецкого.

— Не извольте беспокоиться, Петр Андреевич! У крыльца меня ждет экипаж, я хотел бы немедленно отправиться к себе домой.

Магистр тяжело хлопнул меня по спине.

— Вот отужинаешь и отправишься!

Я даже покачнулся от удара.

— Это никак невозможно. Дело в том, что в экипаже меня дожидаются.

Магистр Амосов непонимающе оттопырил губу.

— Что значит «дожидаются»? Кто дожидается?

Я неопределенно повел плечом.

— Неудобно говорить, Петр Андреевич, но… это барышня!

Сдвинутые брови магистра выгнулись дугой и поползли наверх. Одна щека дрогнула и потянула за собой за краешек поджатые губы, изобразив на лице кривую улыбку. И тут магистр зашелся в оглушительном хохоте. Заухал, как филин в ночи, затрясся всем телом, и даже вода из стакана, который он все еще сжимал в руке, выплеснулась на пол. Совсем по-свойски потрепал меня по щеке.

— Уф, повеселил ты меня, Алешка, повеселил! Только что голову свою дубовую едва не потерял, и сразу туда же — по барышням! Вот молодость! Что творит, сучий сын…

Продолжая смеяться, он махнул Кирьяну рукой, отменяя тем самым свой приказ. И кивнул на выход.

— Ладно, иди уже! Заждалась тебя, поди, барышня твоя…

Я коротко поклонился, развернулся на каблуках и быстро направился к дверям. Но у самого выхода остановился и вновь повернулся к магистру.

— А как быть с Немым Заклинанием, Петр Андреевич?

Амосов моментально перестал улыбаться. Покачал головой.

— Свое дело ты уже сделал, Алешка… Теперь я сам этим займусь. Коль возникнет необходимость в твоих услугах, тебе дадут знать. Если нужно будет отправляться в Сагар — значит, отправишься в Сагар… А пока, покойной ночи, аспирант. Если, конечно, барышня тебе позволит…

Глава 7

Быт и служба молодого дворянина

Дожидаясь моего возвращения, Катерина задремала, ровно как и извозчик. Даже лошади, кажись, и те заснули, так что весь мой экипаж стоял в ночи, словно на него наложили сонное заклятье.

Но стоило мне запрыгнуть в повозку, как все сразу зашевелились. Катерина сдвинулась на сидении, освобождая мне место, а извозчик недолго думая приложился к бутылке.

— Поезжай вперед, — приказал я, усаживаясь поудобнее. — Я скажу куда надобно.

— Как изволите, барин…

И лошади, легко стронув повозку с места, зацокали копытами по булыжнику. С сонным видом Катерина закрутила головой по сторонам.

— Всю жизнь живу в Питере, но мест этих совсем не узнаю, — проговорила она негромко. — Все как-то незнакомо.

— Возможно, вы никогда прежде не бывали в этих местах, — предположил я. — Вы так и не вспомнили, где проживаете, сударыня?

Катерина с каким-то странным лицом помотала головой. Помолчав, поинтересовалась:

— Сумароков, ты уже покончил со своими делами?

— Да, на сегодня покончил.

— И куда мы теперь направляемся?

— Если у вас не появилось других пожеланий, то сейчас мы едем ко мне домой. Не волнуйтесь, у меня хороший дом, я могу выделить вам отдельную комнату.

— Ты живешь один?

Не совсем понимая, что она имеет в виду, я набычился:

— Как изволите понимать ваши слова?

— Прямо! Ну там — жена, дети…

— Нет, обзавестись семьей пока не имел удовольствия. Это у крестьян, сударыня, с таким делом все просто: чуть в плечах раздался — так сразу и берешь в жены девку из соседнего дома, плодиться и размножаться. А дворянину сперва службу государю отслужить надобно, а потом уже и о личном думать.

— Справедливо, — согласилась Катерина. — А тебе уже сколько лет, Сумароков?

— Двадцать четыре осенью исполнится.

Мой ответ, показалось, Катерину несколько удивил.

— Двадцать четыре? Я думала побольше! Мне тоже двадцать четыре в ноябре.

Тут уж удивляться пришла моя очередь.