– Давайте выясним последние покупки Мута. И не было ли сообщений о кражах или продаже деревянных средневековых статуй, особенно во Франции.

Полик сложил руки на груди:

– И все же мне кажется, что настоящий мотив – его должность и квартира.

Верлак взглянул на комиссара, но промолчал.

– Я знаю, что мы еще должны побеседовать с остальными сотрудниками, но мне кажется, что три основных подозреваемых – это те профессора, которые стояли – да и стоят в очереди на эту должность теперь, когда Мута больше нет, – продолжил Полик. – Представьте себе, что вам обещано: вы следующий дуайен, а потом Мут вдруг объявляет на приеме, что не собирается уходить в отставку? Это объясняет, почему убийца ничего не взял в кабинете. Ему нужны были квартира и должность. Сколько стоит квартира в Эксе такого размера и с такой историей? Пару миллионов. Ну да, продать ее нельзя, поскольку она принадлежит факультету, но жить-то в ней можно. А должность – пожизненная.

Верлак подумал о предположении комиссара и увидел в нем некоторую убедительность. Его брат Себастьян был в Париже риелтором и в последний раз за ужином развлекал его историями о войнах между родственниками – мужьями и женами, братьями, сестрами, племянницами и племянниками – за наследование таких квартир.

– Хорошо, – сказал он. – Но что это за деревянный предмет? И где он сейчас?

– Просто орудие убийства. Наверняка где-нибудь в море. Причудливое орудие убийства, оказавшееся в нужное время в нужном месте. Это могло быть недавнее приобретение, и секретарь о нем не знала. Или же убийца его принес с собой, но это маловероятно.

Верлак задумчиво кивнул и готов был ответить, как в дверь постучали и вошла агент Казаль.

– Готовы допрашивать следующего? – спросила она.

– Да, – ответил Верлак.

В дверях показалась высокая дурно одетая девушка двадцати с небольшим лет. Казаль, осторожно положив руку ей на плечо, подтолкнула ее в кабинет.

– Это Гарриг Дрюон, – объявила она. Улыбнулась девушке и сказала: – Это судья Верлак и комиссар Полик. Они допрашивают всех, кто был на приеме вечером в пятницу. Ответите на их вопросы – и можете быть свободны. Вам понятно?

Девушка быстро кивнула. Потом села, не глядя ни на судью, ни на комиссара.

– Гарриг? – переспросил Верлак.

Вечнозеленый низкорослый кустарник, покрывающий известняковые холмы Прованса – в том числе лаванда, розмарин и тимьян, – все это собирательно называлось «гарриг». Верлак знал, что сладко пахнущая жимолость и метельчатый ракитник тоже к ним относятся, как и можжевельник и даже оливковые деревья. Судья подумал, что Бруно Полик мог бы назвать и другие растения гаррига, которые он знал только на вид, если вообще знал.

– У меня родители были хиппи, – прошептала девушка, привыкшая объяснять свое имя.

– Красивое имя, – сказал Верлак, надеясь, что девушка на него взглянет. Она посмотрела, и он ее узнал. – Это вы вчера были рядом с факультетом? С другой девушкой? – добавил он.

– Да, – кивнула она, взглянув на Верлака, потом на Полика. – Тот человек… в инвалидном кресле… он плохой?

– Да, подходить к нему не стоит, – подтвердил Верлак. – Он к вам приставал?

– В общем, нет, – прошептала она. – Но я обрадовалась, когда вы подошли.

– Значит, вы были на этом печально знаменитом приеме в пятницу вечером, – начал Полик, желая сменить тему с Лемуана на более актуальный предмет.

– Да.

– Вы хорошо знали профессора Мута?

– Да нет, – ответила она, удивленная этим вопросом. – Он был дуайеном. В этот вечер я впервые была приглашена к нему в дом, и лишь потому, что меня номинировали на Дюма.

– Это достижение, – заметил Верлак подбадривающим тоном, чтобы девушка почувствовала себя свободнее. Но она продолжала теребить бахрому недорогой блузки в цветах, хотя и посмотрела на судью и слегка улыбнулась. – А кто еще был номинирован на эту стипендию?

– Четверо. Я, Тьери Маршив, Янн Фалькерьо и Клод Оссар. Клода на приеме не было. Он редко выходит из библиотеки.

– А у других аспирантов есть ключ от здания? – спросил Полик.

– Нет, только у тех из нас, кто работает ассистентом. Это я и Клод.

– Вы ассистент у доктора Леонетти? – спросил Верлак.

– Да.

– А кто или что является предметом вашей исследовательской работы?

Она выпрямилась, голос ее зазвучал ясно и радостно:

– Я изучаю жизнь святого Амвросия, учителя Августина.

Верлак улыбнулся – на этот раз не глубине собственного знания, а для того, чтобы девушка чувствовала себя свободно. Разговор подхватил Полик, сказав:

– Моего двоюродного деда звали Амброз, в его честь. Он тоже был священником.

Гарриг Дрюон посмотрела на комиссара и улыбнулась.

– Вот он всегда нам рассказывал истории про святого Амвросия и его жизнь в Милане. Я в основном запомнил, что Амвросий был святым из народа, человеком по-настоящему скромным, там, где учился Августин.

– Именно так, – подтвердила Гарриг, подавшись вперед. – Амвросий крестил святого Августина, но более прославился своими страстными проповедями, а Августина до сих пор широко читают, в основном его письма и признания.

– А пчелы у моего деда тоже есть, как у святого Амвросия, – добавил Полик, подаваясь вперед.

– Правда? – воскликнула Гарриг. – Святой Амвросий – покровитель пчеловодов!

Верлак посмотрел, слегка заскучав, на комиссара, который снова опустился в кресло, будто вспоминая своего двоюродного деда. Верлак мельком подумал, что Полик мог придумать эту историю, чтобы девушке стало уютнее.

– А когда вы ушли с приема, Гарриг? – спросил Верлак.

– Поздно, – ответила она, успокоившись и вспомнив, зачем она здесь. – Я чувствовала себя там лишней, но почему-то стеснялась уйти.

Верлак представил себе, как она неуклюже стоит у стенки в одиночестве. «Wallfl ower[13]», – вспомнил он английское выражение.

– Я немного помогла доктору Леонетти убрать по суду и незадолго до полуночи все же ушла.

– Вы ничего не заметили в этот вечер странного – кроме спора между доктором Родье и дуайеном?

Аспирантка на миг задумалась.

– Нет, ничего. Только профессору Муту кто-то позвонил довольно поздно, как раз перед моим уходом.

Комиссар и судья посмотрели на девушку, стараясь не показать, что слышат об этом впервые.

– Рассказывайте, Гарриг, – попросил Верлак.

– Не мое дело, конечно, но у нас дома было правило: после девяти вечера – никаких звонков. А дуайен был человеком пожилым.