Он действует на меня магически и становится всё равно: застукают ли нас дети, свалится ли метеорит на землю или земля под ногами загорится.

Да, кажется, и так… Пылает всё, что можно. Я позволяю себе на миг просто побыть девочкой. Ощутить его силу и желание. Вдохнуть запах его парфюма. Отдаться его жёстким объятиям, когда кажется: разомкни он руки — и я песчинками осяду на пол, рассыплюсь на атомы, стану призраком, тоскующим в ночи по одному единственному мужчине, что так и не стал моим.

Я даже не сразу поняла, что в дверь звонят. Во мне тоже всё звенело, переливалось, танцевало, бушевало, подчиняясь силе мужчины, что целовал меня, забыв обо всём. Ну, мне так хотелось думать.

— Что за чёрт? — бормочет Иванов, и лицо у него растерянно-раздражённое. Губы — в моей помаде, а я не в силах ни сказать ему об этом, ни протянуть руку и вытереть.

— Дмитрий Александрович, оглохли, что ли? — выруливает из-за угла грудь Дины Григорьевны, и мы, как два нашкодивших подростка, отскакиваем друг от друга. — В дверь звонят, неужели так трудно открыть?

Когда она выплывает полностью, мы уже на пионерском расстоянии, но Иванов в помаде, а я небось тоже — живописно-прекрасная, подозреваю.

У Дины Григорьевны — взгляд орла. Зыркнула, сверкнула, но ничего не сказала, только головой покачала, словно сокрушаясь. «Дети, дети…», — говорила вся её необъятная фигура. И пока она возилась у двери, нарочито медленно щёлкая замками, я лихорадочно поправляла кудри, вытирала рот и Димке жестами приказала сделать то же самое.

Он провёл ладонью по губам так, что я снова вспыхнула. Вот гад. Точно знает, как на меня это действует. И скажи сейчас, что он взрослый и состоявшийся мужчина, отец семейства и двоих детей, — кто поверит?

Пока мы кидали друг на друга пламенные взгляды, пропустили самый эффектный момент, потому что очнулись, когда некая дама уже стояла на пороге Ивановской квартиры.

Она напоминала весьма постаревшую Мэри Поппинс: шляпка, узкая, расклешённая к низу юбка, зонтик в руке, саквояж (не побоюсь этого слова!) и… белый отложной воротничок.

Я моргнула. Иванов сглотнул так, что я впервые увидела: у него, оказывается, кадык имеется. Дина Григорьевна стояла — грудь вперёд — готовая защищать честь и достоинство этого дома.

— Доброе утро, Дмитрий, — произнесла старушка, правильно выговаривая все звуки, забавно складывая губки. Не хватало лишь кокетливого жеста, чтобы поправить подкрученные вверх пепельные волосы. Но руки у старушенции были заняты сумкой и зонтом, поэтому она эффектно застыла посреди коридора. — Ну что же ты, не поздороваешься с родной бабушкой?

Голос у неё тонкий, как у девочки, ангельский, можно сказать. А я всё таращилась, пытаясь понять, что происходит. Юбка… воротничок… и шляпка, шляпка летом! Лёгкая, соломенная, но котелком, как и положено Мэри Поппинс.

— Что ж ты без предупреждения, ба? — наконец-то отмер Иванов и кинулся забирать у старушки вещи.

— И тебе не хворать, — клюнула она Димку в щёку и огляделась. — Сюрприз, дорогой мой внук! Решила экспромтом. Вижу, что не прогадала. Где твои манеры, Дмитрий? Представь меня скорее дамам.

— Знакомьтесь, дамы, — вздохнул послушно Иванов, — моя драгоценная и непревзойдённая бабушка, Антонина Викторовна. Дина Григорьевна — наш самый лучший повар. Анна Валентиновна — наша няня.

— Восьмая, — зачем-то брякнула я, за что получила очень внимательный взгляд бабуленции в шляпке.

— Миша и Рома ещё спят. А я, кажется, опаздываю, — кинул Иванов взгляд на часы. Но дело было не в этом. Я ведь тоже его неплохо знала.

Судя по всему, Иванову просто жизненно необходимо было смыться. Удрать. Бросить нас с Григорьевной на растерзание этой ангелоподобной Мэри Поппинс, под личиной которой, как я подозревала, скрывался очень коварный, опытный и хитрый лев.

— Вы тут не скучайте, ладно? — снова посмотрел на часы Димка и заторопился на выход.

— Беги, беги, — милостиво разрешила верховная ведьма клана Ивановых. — Мы тут разберёмся, что к чему. А ты зарабатывай деньги, мой любимый внук. Материальные блага сами в руки не падают, ты же знаешь.

Иванов знал, поэтому, кинув на меня виноватый взгляд, закрыл за собой дверь. Подозреваю, пахнет самой обычной подставой, но… кто говорил, что с неба упадут плюшки с творогом? Я не готова, однако, импровизация — наше всё.

— Я, собственно, ненадолго, — объявила Антонина Викторовна и, обойдя владения, выбрала для себя комнату. Судя по всему, здесь она впервые, но ориентируется на удивление хорошо, ведёт себя так, будто никуда не уезжала, не уходила, а живёт очень долго. Отличная выдержка и самообладание. Я даже позавидовала слегка.

У меня зазвонил телефон.

— Ань, — голос Иванова на фоне шума мотора звучал как далёкое эхо звёздных дорог. — Из головы совсем вылетело. В девять придёт сантехник — покажешь ему кран, дальше он сам справится. В это же время приходит Алевтина, горничная, занимается уборкой квартиры. В одиннадцать дети обычно гуляют. Спросишь у Дины, она расскажет. Мишке не разрешай всё время торчать в телефоне и у компьютера, придумай что-нибудь, ладно? И это… с бабушкой не носись, даже если она потребует максимум внимания. Она может. Не поддавайся. Держись, ладно?

И отключился, зараза. А у меня волосы дыбом. Придумай что-нибудь… не носись… куда я попала? Нужно на дверь этой квартиры прибить вывеску: дурдом Ивановых. А я здесь — главный экспонат, который за должность продал мозги.

— Я через час ухожу, — посмотрела на меня сочувственно Дина Григорьевна. — Угораздило ж тебя, девонька, — шумно вздохнула повариха и жалостливо погладила меня по руке. Грудь её вздымалась парусом. — Пошли, я покажу тебе, что и как. И ты с ними построже. Тогда пакостят меньше.

Интересно, если я и с бабулькой Димкиной построже буду, она тоже пакостить не будет? А то чует моё сердце: впереди тот ещё квест предстоит на выживание.

Дина Григорьевна жужжит что-то басом, рассказывает мне о распорядке дня, о выгуле мелких Ивановых. Я пытаюсь сосредоточиться, но у меня плохо получается.

— Бабка ихняя — фрукт с прибабахом, — доверительно шепчет повариха, склоняясь почти к самому моему уху. — Наслышана. Видеть не приходилось, я у них недавно. Не вовремя она прикатила. В доме хозяйки нет, всё кувырком, дети непослушные. И тебя уволит — посмотришь. Тут долго никто не задерживается. И он хороший, Дмитрий Александрович, просто не везёт ему с прислугой. А няням не везёт с детьми, эх-х-х…

Ну да. Все хорошие, и всем не везёт. Пора как-то ломать эту картину тотальных несчастий. Если получится, конечно. Но пока я даже не понимала, в какую сторону двигаться. Шутка ли: вчера было двое детей и кот, сегодня — трое детей и кот. Кажется, я крупно продешевила…

Анна

Время шло, а я никак не могла настроиться на нужный лад. Григорьевна всё инструктировала и инструктировала, вдавалась в какие-то мельчайшие подробности. Я тупила над чашкой чая, которую подсунула всё та же необъятная, но весьма расторопная повариха.